– Отец, они всегда знали о нем. Его может увидеть
любой, когда я позволяю ему делаться сильным. Кто угодно. Но для этого я должна
заставить его прийти. Для других людей увидеть его не является смертным грехом,
потому что это моя вина. Моя! Его бы никто не видел, если бы я этого не
допускала. Но, святой отец, я только… только не пойму, как это дьявол может
быть так добр ко мне и как он может так горько плакать, когда ему грустно. Я не
понимаю, почему он так хочет просто быть рядом со мной…
Голос Дейрдре сменился приглушенными рыданиями.
– Не плачь, Дейрдре! – твердо произнес священник.
Но это же немыслимо! Как может вполне современная, разумная
женщина в модном костюме внушать ребенку такие суеверия? Тогда что же говорить
о других? Воззрения сестры Бриджет-Мэри кажутся им сродни идеям самого Фрейда.
Священник попытался разглядеть Дейрдре сквозь решетку. Похоже, она вытирала
слезы кулаком.
И вдруг голосок девочки зазвенел снова, и от ее торопливых
слов у отца Мэттингли все сжалось внутри.
– Тетя Карл утверждает, что даже думать о нем или о его
имени – это уже смертный грех. Если произнести его имя, он тут же появляется.
Когда тетя Карл говорит мне все это, он стоит рядом и заявляет, что она лжет.
Святой отец, я знаю, что это ужасно, но она действительно иногда лжет. Я об
этом и без него знаю. Но хуже всего, когда он сердится и начинает ее пугать. А
тетя Карл ругается и грозится сделать со мной что-нибудь нехорошее, если он не
оставит меня в покое!
Голосок Дейрдре снова дрогнул. Она едва слышно плакала.
Какой же маленькой казалась она священнику, какой беззащитной!
– Но все время, даже когда я одна и даже когда стою на
мессе с другими девочками, я знаю, что он рядом. Я его ощущаю. Я слышу, как он
плачет и заставляет плакать меня.
– Дитя мое, а сейчас хорошенько подумай, прежде чем
ответить. Твоя тетя Карл действительно говорила, что она видит это существо?
– Да, святой отец.
«Как она измучена! – размышлял священник. –
Неужели я ей не верю? А ведь именно о доверии она умоляла меня все это время».
– Дорогая моя, я пытаюсь понять. Я хочу понять, но ты
должна мне помочь. Ты уверена, что твоя тетя Карл говорила, будто видит того человека
собственными глазами?
– Отец, она видела его, когда я была совсем маленькой и
еще не знала, что могу заставлять его приходить. Она видела его в тот день,
когда умерла моя мама. Он качал мою колыбель. А когда моя бабушка Стелла была
девочкой, он стоял у нее за спиной во время обеда. Я расскажу вам страшную
тайну. В нашем доме есть одна фотография. На ней моя мама. Так вот, на том
снимке есть и он. Он стоит за маминой спиной. Я знаю об этой фотографии, хотя
взрослые старательно прятали ее от меня. Это он разыскал и дал мне снимок. Он
открыл комод, даже не прикоснувшись к ручке ящика, и вложил фото мне в руку. Он
делает такие вещи, когда бывает сильным, а это случается, когда я провожу с ним
много времени и весь день думаю о нем. Тогда все знают, что он находится в
доме. Тетя Нэнси встречает тетю Карл у порога и шепчет, что «тот человек» опять
у нас, отчего тетя Карл буквально выходит из себя. Это все моя вина, святой
отец! Мне страшно, что я не могу его остановить. И все в доме бывают очень
расстроенными!
Рыдания Дейрдре стали громче. Они отдавались эхом от
деревянных стен кабинки. Наверное, они были слышны и снаружи.
Что он должен сказать этой малышке? Внутри у отца Мэттингли
все кипело. Что за безумие могло охватить этих женщин? Неужели ни у кого из них
не осталось хоть крупицы здравого смысла, чтобы позвать психиатра и помочь
девочке?
– Дорогая, выслушай меня. Я прошу твоего разрешения
поговорить об этих событиях за пределами исповедальни, поговорить с твоей тетей
Карл. Ты мне позволишь это?
– Нет, святой отец. Нельзя!
– Дитя мое, я не стану что-либо делать без твоего
разрешения. Но, поверь, мне просто необходимо побеседовать с твоей тетей Карл
обо всем этом. Вместе с ней мы сумеем прогнать это существо.
– Отец, она никогда не простит мне, что я рассказала об
этом. Никогда. Рассказывать об этом – смертный грех. И тетя Нэнси никогда мне
не простит. Даже тетя Милли разозлится. Отец, нельзя рассказывать – тетя Карл
не должна знать, что я открыла вам эту тайну.
У девочки начиналась истерика.
– Дитя мое, я могу снять с твоей души этот смертный
грех, – попытался объяснить ей священник. – Я могу дать тебе
отпущение грехов. С этого момента твоя душа чиста как снег. Верь мне, Дейрдре.
Дай мне возможность поговорить с твоей тетей.
Какое-то время в ответ слышался только плач. Потом он
услышал, как повернулась ручка маленькой деревянной двери, но еще прежде, чем
до его ушей донесся этот звук, священник понял, что потерял бедную девочку.
Дейрдре почти бежала по проходу, прочь от него, и вскоре эхо ее быстрых шагов
затихло вдали.
Зачем он сказал не те слова, зачем сделал неверные
заключения? Теперь уже ничего нельзя сделать, ибо священник был связан тайной
исповеди. И эту тайну поведала ему несчастная девочка, которая была еще слишком
мала, чтобы совершить смертный грех или получить истинное облегчение от
таинства исповеди.
Отец Мэттингли никогда не забудет, как он, беспомощный,
сидел и слушал ее шаги, отдававшиеся эхом у церковных дверей. Теснота и духота
исповедальни давили на него. Боже милостивый, что теперь делать?
Но его мучения только начинались…
В течение нескольких недель мысли о том доме и его
обитательницах не отпускали священника ни на минуту…
Однако отец Мэттингли не мог ни действовать на основании
услышанного, ни повторить произнесенные Дейрдре слова. Тайна исповеди связывала
его и в том и в другом.
Он не осмеливался даже расспрашивать сестру Бриджет-Мэри,
однако, когда они случайно встретились на игровой площадке, та по собственной
инициативе поведала ему достаточно много. Слушая ее рассказ, священник отчего-то
чувствовал себя виноватым, но заставить себя уйти не мог.
