Помогать отцу нужно было в антракте между отделениями, по
окончании которого они отправятся домой. Перед началом первого отделения Майкл
зашел в зал и поднялся на балкон, где были свободные места. Ему вспомнилась
сцена из фильма «Красные туфельки», где студенты вот так же сгорали от
нетерпения на галерке. Вскоре партер начал заполняться нарядно одетыми
обитателями аристократических кварталов Нового Орлеана. Из оркестровой ямы
доносились звуки настраиваемых инструментов. Майкл заметил в партере даже
странного худого человека с Первой улицы. Тот вскинул голову и смотрел наверх,
словно действительно видел затаившегося на балконе мальчика.
Концерт произвел на Майкла неизгладимое впечатление. В тот
вечер знаменитый скрипач Исаак Стерн исполнял концерт Бетховена для скрипки с
оркестром – одно из самых удивительных и наиболее выразительных произведений
классической музыки из всех когда-либо слышанных Майклом. Ничто и никогда так
не будоражило его чувства. Ничто и никогда не приводило его в такой экстаз.
Впоследствии Майкл еще не раз насвистывал лейтмотив и
воскрешал в памяти бередящее душу звучание оркестра и пронзительно высокий
голос скрипки Исаака Стерна, от которого сжималось сердце.
Однако пережитое потрясение породило в Майкле глубокую
тоску, отравлявшую жизнь, и сильнейшее, чем когда-либо, недовольство всем
миром. Внешне это никак не проявлялось: Майкл научился скрывать свои чувства,
как скрывал полученные в библиотеке знания. Он боялся, что эти чувства, дай он
им волю, станут источником высокомерия, презрения и неприязни к дорогим для
него людям.
Майкл не мог не любить своих родных – при одной только мысли
о просыпавшейся в нем временами мелочной неблагодарности ему становилось
невыносимо стыдно.
Совсем другое дело – ненависть к соседям по кварталу. Это
нормально и объяснимо. Но он не имел права не любить тех, с кем жил под одной
крышей, не ладить с ними и не сохранять верность семье.
Разве можно испытывать что-либо, кроме безграничной любви, к
заботливой бабушке, чья жизнь, казалось, только и состояла из стряпни, стирки и
сушки белья, которое она носила в плетеной корзине на задний двор и развешивала
на веревках. А к приходу внука на плите всегда стоял горячий обед.
Майкл обожал деда – невысокого человека с маленькими темными
глазами, неизменно ожидавшего его из школы на ступенях крыльца. Майклу никогда
не надоедало слушать удивительные рассказы деда о давних временах.
А как он мог не любить отца – мужественного и отважного
пожарника, настоящего героя? Часто вместе с другими мальчишками Майкл
отправлялся к зданию пожарной части на Вашингтон-авеню, усаживался напротив и
буквально сгорал от желания вкусить запретный плод: выехать со взрослыми по
тревоге. Наблюдая, как стремительно вылетает из ворот пожарная машина,
прислушиваясь к вою сирены и звону колокола, Майкл забывал, до какой степени
пугала его мысль о том, что в один прекрасный день и ему, возможно, придется
стать пожарным. Пожарным, и больше никем! Пожарным, живущим в убогом
двухквартирном домишке!
Как его матери удавалось любить этих людей – тут вопрос
особый, и Майклу было трудно ее понять. Он по мере сил старался уменьшить ее
тихое страдание, оставаясь для нее самым близким и единственным другом. И в то
же время знал, что спасти ее невозможно. Женщина, которая лучше одевается и
грамотнее говорит, чем кто-либо из обитателей Ирландского канала, всегда будет
чужой среди них. Мать умоляла отца позволить ей поступить на работу продавщицей
в какой-нибудь универмаг, но неизменно получала отказ. Она жила в мире романов
в мягких обложках: Джон Диксон Карр, Дафна дю Морье, Френсис Паркинсон Кейс…
Когда в доме все засыпали, она поудобнее устраивалась на диване в гостиной,
оставаясь из-за жары в одном купальнике, и читала эти книги ночи напролет,
небольшими глотками потягивая вино из бутылки, обернутой в коричневую бумагу.
Отец Майкла называл жену «мисс Сан-Франциско» и часто
упрекал в том, что все в доме приходится делать его матери.
Но Майкл запомнил лишь несколько случаев, когда отец глядел
на мать с нескрываемым презрением. Такое случалось, когда от выпитого вина у
нее начинал заплетаться язык. Однако удержать ее от выпивки отец не пытался,
хотя ему не доставляло удовольствия видеть, как женщина весь вечер пьет, точно
мужик, прямо из горлышка. Отец ни разу даже не заикнулся об этом, но Майкл был
абсолютно уверен, что думает он именно так.
Возможно, отец опасался, что, попытайся он оказать малейшее
давление на жену, она тут же уйдет. А ведь он так гордился ее красотой, ее
стройным телом и даже манерой говорить. Он постоянно покупал ей вино – портвейн
и шерри, – которое сам терпеть не мог и называл не иначе, как «приторной и
липкой бурдой для баб».
Но именно эту «бурду», насколько знал Майкл, обычно пили
алкоголики.
Испытывала ли мать ненависть к мужу? Полной уверенности в
этом у Майкла не было. Еще в детстве он однажды узнал, что мать на восемь лет
старше отца. Однако разница в возрасте не ощущалась. Похоже, мать, как и все
окружающие, считала мужа привлекательным мужчиной и хорошо к нему относилась.
Впрочем, она ко всем хорошо относилась. Тем не менее Майкл отчетливо помнил
частые ссоры между родителями, жуткие приглушенные перепалки за дверью
родительской спальни – единственной закрытой дверью в их убогом жилище – и
категоричные заявления матери, что никакая сила в мире не заставит ее
забеременеть снова.
Историю знакомства родителей Майкл узнал много позже – уже
после смерти матери – от тети Вивиан. Надо признаться, достоверность тетушкиной
версии вызывала большие сомнения. По ее словам, родители встретились и полюбили
друг друга в Сан-Франциско во время Второй мировой войны – отец служил на флоте
и в морской форме был поистине неотразим, с легкостью очаровывая девушек.
– Он был похож на тебя, Майк, – говорила тетя
Вив. – Темные волосы, голубые глаза, крупные и сильные руки… Ты ведь
помнишь, у него был удивительный голос – глубокий, ровный; красоту его звучания
не мог испортить даже акцент Ирландского канала.
Вот тогда-то мать Майкла и «втюрилась всерьез». Потом
корабль снова ушел в дальние моря. Она получала от любимого нежные, поэтичные
письма, которые околдовывали ее и разбивали ей сердце. Однако писал их не отец,
а, как выяснилось позже, его лучший боевой товарищ, образованный парень,
служивший на том же корабле. Он-то и украшал послания метафорами и цитатами,
заимствованными из книг. А мать Майкла ни о чем не догадывалась.
Она буквально влюбилась в эти письма и, веря всему в них
сказанному, не раздумывая отправилась на юг, как только обнаружила, что беременна
Майклом. Простые и добросердечные родственники будущего мужа приняли ее сразу
же и без колебаний и немедленно начали готовиться к свадьбе, чтобы по
возвращении Майкла совершить бракосочетание в церкви Святого Альфонса.
