Благодаря рассказам Линелль я кое-что знал об Уинне
Мэйфейре. Он родился в Новом Орлеане, рос в Бостоне, а доктором стал на севере.
На юг он вернулся, только когда с ним связались родственники и предложили не
работу, а мечту: возглавить новый медицинский центр. Он стал партнером и
доверенным лицом Роуан Мэйфейр, другого титулованного доктора из того же
знаменитого семейства, той самой Роуан, которая создала и финансировала центр и
сама выбрала области, в которых он будет специализироваться.
Всю каждодневную рутинную работу по управлению центром
доктор Уинн взял на себя, а Роуан неустанно занималась исследованием
человеческого гормона роста – давней мечтой Линелль.
Где-то на втором плане оставался отец доктора Уинна, доктор
Эллиотт Мэйфейр, специалист по общей хирургии, который иногда на прежнем месте
работы, поддавшись уговорам, проводил трансплантацию. Эти трое – Роуан, Эллиотт
и Уинн Мэйфейры – составляли костяк всего заведения.
Доктор Уинн был знаменит своим очень тихим голосом и
чрезвычайно мягким прикосновением. Он специализировался в нейрохирургии – той
же области, в которой работала доктор Роуан Мэйфейр. Эти двое считались
кузенами и были похожи не только внешне, но и по темпераменту и одаренности.
Встретились они впервые совсем недавно и были немало поражены друг другом.
Линелль боготворила доктора Уинна.
Лично я увидел перед собой спокойного и внимательного
человека с умным взглядом, высокого и худого. Видимо, его подняли с постели,
чтобы познакомить с мисс Лоррейн Куин и ее легендарным чудо-мальчиком, который
общался с царством мертвых.
У него были прекрасно ухоженные светлые волосы с серебристым
отливом и холодные голубые глаза за очками в тонкой прямоугольной оправе, он
говорил со мной едва слышно, и это придавало его словам ноту
конфиденциальности, что лично мне очень понравилось. А еще он говорил медленно.
Первым делом он измерил мне давление, хотя еще раньше это
успела сделать медсестра Потом он заглянул в мои зрачки, приставил стетоскоп к
голове и слушал ужасно долго, словно мой мозг ему что-то рассказывал. Затем
доктор прощупал мне гланды и осмотрел синяки на руках. Прикосновения его были
весьма почтительными.
"Я знаю, у вас болит голова, – произнес он
мелодичным голосом, – но мы пока не можем дать вам что-то от боли, чтобы
не смазать симптомы последствий травмы. Как только обработают ранки, мы отвезем
вас на компьютерную томографию".
"Это не моих рук дело, – сказал я. – Я не
сумасшедший. Вы не найдете никаких повреждений в височной доле моего мозга.
Попомните мои слова. Сейчас я скверно себя чувствую, но я не безумен".
Он смерил меня внимательным долгим взглядом.
"Мне сказали, что вам восемнадцать. Это так?"
"Скоро будет девятнадцать, – ответил я. –
Неужели есть разница – восемнадцать или восемнадцать с половиной?"
"Полагаю, что есть, – ответил он с улыбкой. –
Мы сейчас не будем искать причину припадков. Мы посмотрим, нет ли кровотечения
из ранки, вызывающей головную боль. Если вы заснете, придется вас разбудить. А
сейчас я оставлю вас в покое. Увидимся после томографии".
"Вы ведь, кажется, нейрохирург? – спросил я, желая
только одного: удержать его. – Так вот, я готов поклясться, что ничего не
придумал и вовсе не хочу, чтобы вы ковырялись в моем мозге. Я бы предпочел
бесноваться в палате, обитой войлоком, чем позволить такому случиться".
Тут подошли два санитара – по крайней мере, я решил, что они
санитары – и собрались меня увести, но он жестом велел им подождать.
"Расскажите сами, что с вами произошло", –
попросил доктор Уинн.
"Один незнакомец, тот самый, что незаконно вторгается в
хижину на болоте, которая является нашей собственностью, – так вот, он
забрался ко мне в спальню, несмотря на охрану в доме, вытащил меня из кровати,
поволок в ванную, ударил там головой о стену и при этом сыпал проклятиями и угрозами".
Я замолчал. Я не хотел рассказывать ему о Гоблине. Какое-то
внутреннее чутье подсказывало, что о нем следует умолчать. Но это же самое
чутье не помешало мне молча позвать Гоблина, и тот совершенно неожиданно
оказался в ногах моей каталки, по-прежнему сильный, не бестелесный, что было
поразительно после такого приключения. С решительным видом он отрицательно
качал головой.
"Повсюду лежало разбитое стекло, – сказал
я, – осколки зеркала и душевой кабины. Кажется, я получил пару царапин,
ничего серьезного".
"Как же тот человек выволок вас из постели?" –
спросил доктор Уинн.
"За руки".
Доктор взглянул на мои руки. К этому времени синяки
проявились еще сильнее. Он внимательно их осмотрел.
Тогда доктор Уинн попросил наклониться вперед, чтобы
осмотреть мой затылок. Я повиновался, и его пальцы поразительно нежно ощупали
огромную шишку. От этих прикосновений у меня по всему телу побежали приятные
мурашки.
И снова Гоблин покачал головой, не позволяя мне рассказать о
нас с ним доктору, потому что тот может причинить моему двойнику вред.
"Ну, теперь-то вы мне верите? – спросил я. –
Убедились, что я не сам сделал это с собой?"
"О да, я абсолютно вам верю, – ответил он. –
Ни одна из ваших ран не могла быть нанесена вами. Это очевидно по многим
причинам. Но нам все равно придется сделать томографию".
У меня словно камень с души свалился.
Томография оказалась относительно простой процедурой,
показавшей отсутствие опухоли мозга и кровотечения внутри черепа. Как только
доктор Мэйфейр подтвердил эти результаты, меня отвезли на каталке в палату
люкс, состоявшую из гостиной и двух спален. Одну спальню предоставили мне, а во
второй разместилась тетушка Куин. За это время Жасмин успела съездить домой за
тетушкиными вещами и вернуться, но вскоре ей снова предстояло уехать.
Я пообещал не трогать капельницу и вести себя смирно, но
только если меня развяжут. Доктор Мэйфейр с легкостью согласился на эти
условия.
"Надеюсь, охрану выставили?" – поинтересовался я.
Тетушка Куин поспешила уверить меня, что в коридоре дежурит
полицейский офицер в форме, а в холле сидит Клем. Я заметил, что у тетушки Куин
заплаканные глаза. Но еще больше меня расстроил тот факт, что она до сих пор
была в своем неглиже с перьями. У нее даже не было времени переодеться. Меня
охватили одновременно злость и страх.
"Знаешь, малыш, странная какая-то ситуация... –
Тетушка присела у моей постели. (Гоблин в это время ретировался в угол.) – У
нас две версии того, что случилось сегодня ночью, – и обе
чудовищные".
