Теперь, когда я вспоминаю прошлое, я уверен, что он все
понимал. Когда-то он был главной тайной моей жизни, но теперь перестал ею быть
– его место заняла Ревекка, – и потому он держался поодаль, лишенный сил
из-за моего безразличия, терзаясь паникой, которой, возможно, заразился от
меня. Я вознамерился найти остров Сладкого Дьявола и, оттолкнувшись шестом от
берега, взял курс на болота.
Глава 11
Подростком я часто бывал на болоте. Научился стрелять из
винтовки, ловить рыбу. Мы с Папашкой уходили довольно далеко от фермы. Но при
этом мы всегда придерживались определенной территории, казавшейся нам довольно
большой, потому что всякий раз возвращались с большим уловом, да и само болото
выглядело очень однообразно: сплошные кипарисы, нисса
[20]
и
дикий дуб, гигантские пальмы и бесконечно длинные высохшие ползучие стебли.
Но сейчас моей единственной целью было выйти за границы этой
территории и, выбирая направление, я руководствовался только воспоминанием о
дереве, обмотанном ржавой цепью, над которой была вырезана стрела.
К своему огорчению, нашел я его не сразу. Воздух был влажен
и тяжел, но вода стояла высоко, как раз для пироги, так что, достав компас, я
определил дальнейшее направление, ориентируясь по острию стрелы.
Если мы с Папашкой когда и заезжали так далеко, то я этого
не помнил. Зато помнил о том, как опасно заблудиться на болоте. Впрочем, меня
это не очень заботило. Я был уверен, что справлюсь с задачей, и когда вдруг у
меня начинала кружиться голова, я, не обращая на это внимания, продолжал вести
пирогу вперед.
И снова мне слышались чьи-то голоса, вокруг раздавался
шепот, который как будто старался лишить меня покоя, и снова плакала женщина,
только на этот раз это была не Вирджиния Ли.
"Ты не можешь так поступить со мной, – всхлипывала
женщина. – Не можешь!"
Потом послышался раскатистый гул низких голосов.
"Вырезана в камне навеки!" – произнесла женщина, и
после этих слов я потерял нить разговора.
Я мог его слышать, но уже ничего не понимал. Все смешалось в
один клубок снов и смутных впечатлений. Я отчаянно старался уловить смысл
разговора, запомнить его, но пришлось сосредоточиться на том, чтобы сохранять
равновесие в пироге и не выронить шест.
Если бы шест упал в илистую вязкую воду, пришлось бы за ним
нырять. Мне как-то довелось погрузиться в болото по пояс, и это было
малоприятно. Зеленоватый солнечный свет слепил глаза.
Мне показалось, что я уловил еще несколько слов, но тут
сознание окончательно покинуло меня, и уже ничего нельзя было разобрать. Я
слышал лишь крики птиц – странные, заунывные вопли.
Тем временем пирога скользила по ряске, и я уверенно вел ее
мимо спутанных корней кипарисов. Вдруг справа от меня возникла огромная
цветущая глициния – такого ярко-пурпурного, сочного цвета, что я невольно
рассмеялся в голос.
На меня вновь накатило головокружение, сладостное и
приятное, словно я перебрал шампанского. Пятна солнечного света играли на
глицинии. Я слышал голоса, но они никак не могли пробиться в мое сознание, и
все же я понимал, что один из них принадлежит Ревекке и что Ревекка терзается
болью.
"...тебя поймают, все раскроется..." – Этот
обрывок мне удалось выхватить из потока речи, подхватить, словно падающий лист.
А потом раздался громкий смех, заглушивший ее голос, и других
слов я разобрать не смог.
Внезапно справа как из-под земли вырос гигантский кипарис –
таких древних мне видеть еще не приходилось, и его тоже обхватывала железная
цепь, так же насквозь проржавевшая, как и та, первая, и над цепью была вырезана
стрела, указывавшая, что нужно повернуть налево. Да, здесь мне еще не
приходилось бывать. Похоже, я оказался в противоположной от фермы Блэквуд
стороне. Сверившись с компасом, я убедился, что прав в своих предположениях.
Пирога скользила очень легко, шест погружался глубоко. Я еще
больше прежнего опасался свалиться в воду, но ускорил продвижение. Через
некоторое время взору моему открылось еще одно скопление великолепных цветов
глицинии.
Ты сам знаешь, как буйно может она разрастаться и какой
бывает красивой. А тут солнце освещало его своими лучами, которые словно
проходили через витражное окно собора и разливались во все стороны, оставляя
неосвещенным только что-то вроде канала, куда я и направил пирогу.
Я продолжал плыть, пока вновь не увидел очередную ржавую
цепь и указующую стрелу, на этот раз велевшую мне продолжать двигаться в том же
направлении. Я послушно продолжил путь, сознавая, что очень отдалился от фермы
Блэквуд и что нахожусь теперь на таком расстоянии, что любая помощь может
подоспеть не раньше чем через час, а для болота это очень долгий срок.
Я взглянул на часы и обнаружил, что ошибся на тридцать
минут. Мое путешествие продолжалось всего полтора часа. Волнение, которое я
ощутил, проснувшись сегодня утром, стало еще сильнее.
Показался еще один кипарис с древней цепью и неровной
стрелой, указывавшей налево, а там меня поджидало очередное опоясанное цепью
дерево со стрелой, велевшей свернуть направо.
Я продвигался вперед, выехал на глубокую воду и неожиданно
обнаружил, что впереди виднеется дом.
В ту же секунду пирога врезалась в берег. От толчка я чуть
из нее не выпал. Нужно было оглядеться, определить, где я нахожусь. Дикая
ежевика закрыла нос лодки и протянула ко мне свои колючие ветви, но я несколько
раз рубанул по плетям кухонным ножом, а затем раздвинул их руками в перчатках.
Ситуация вовсе не была критической. Через несколько секунд я
убедился, что мое первое впечатление меня не подвело. Впереди действительно
маячил большой дом – возведенный на сваях сруб из просушенного кипариса. Мне
пришло в голову, что я пересек границу нашей земли и оказался в чужих
владениях.
Делать было нечего, и я решил, что должен проявить уважение
к хозяевам. Еще немного поборовшись с дикой ежевикой, я вытянул пирогу на берег
и, повернувшись, оказался среди молодой чахлой поросли пальм и шаровидного
эвкалипта – не деревья, а скорее призраки деревьев, росшие под неумолимыми
ветвями гигантских кипарисов.
Я остановился, вновь почувствовал дурноту, а потом услышал
пчелиный гул. Порывисто отерев перчатками лицо, я вдруг осознал, что они
запачканы и лицо мое едва ли стало чище. И хотя в кармане лежал носовой платок
и запас бумажных салфеток, мне было не до того.
