– Конечно, любишь, – сказал он. – Я прекрасно
тебя понимаю, потому что сам люблю себя. И мне стоит больших усилий не
столбенеть перед каждым своим отражением в зеркале.
Настала моя очередь смеяться.
– Но из любви ко мне, – продолжал Лестат, –
ты откровенно расскажешь все и о себе, и о ферме Блэквуд. Начни с семейной
истории, а затем перейди к своей собственной.
Я вздохнул. Все взвесил. И сделал решительный шаг.
Глава 7
Мое детство прошло между двумя, можно сказать,
противоположными полюсами: с одной стороны, я водил дружбу с Гоблином, с другой
– слушал разговоры взрослых.
Мы с Гоблином были единственными детьми в Блэквуд-Мэнор,
поскольку туристы почти никогда не привозили сюда своих отпрысков. Я
довольно-таки рано освоил словарный запас взрослых и с удовольствием играл в
кухне, слушая их бесконечные беседы и споры, или таскался за экскурсоводами –
сначала за моим прадедом Гравье, а позже за дедушкой, Папашкой, – которые
показывали дом, подробно описывая все его богатства и пересказывая связанные с
ним легенды, включая мрачную историю Манфреда, Великого старика.
Прадед Гравье, обладатель низкого зычного голоса и
величественной внешности, был особенно хорош в роли экскурсовода, когда
наряжался в черный костюм и белоснежную рубашку с таким же шелковым галстуком.
Но к тому времени, когда я начал хоть что-то понимать, он уже был очень стар.
Незадолго до смерти прадед Гравье лег в больницу и больше домой не вернулся.
Кажется, мне тогда не было и пяти, и никаких воспоминаний о церемонии его
похорон память не сохранила. Скорее всего, меня вообще там не было. И тем не
менее прадедушка Гравье оставил неизгладимый след в моей душе.
Он на удивление быстро приобрел славу семейного призрака.
Возможно, далеко не последнюю роль в этом сыграло мое заявление, что как-то
утром, спустившись по лестнице, я увидел его у парадного входа и он будто бы
спокойно мне улыбнулся, помахал правой рукой, а через секунду исчез.
Старшие не велели мне рассказывать такие истории, ведь я,
мол, знаю, что прадедушка Гравье на Небесах и нам следует зажечь за него свечку
перед маленьким алтарем Святой Девы. Это алтарь был установлен в кухне, и перед
ним уже горели около десяти свечек – за всех умерших родственников. Иногда
подобные алтари можно увидеть в китайских прачечных.
В общем, мне категорически запретили пугать людей.
Тем не менее, во время всех экскурсий, когда-либо проводимых
впоследствии в Блэквуд-Мэнор, всем постояльцам рассказывали о том, как я увидел
прадедушку Гравье.
Папашка, единственный сын Гравье и мой дедушка, с
удовольствием принял на себя обязанности гида, и, хотя он был не столь
эрудирован, как его отец, рассказчик из него вышел отличный.
Гравье отличался образованностью: как-никак он многие годы
прослужил на юридическом поприще и даже какое-то время занимал пост местного
судьи, в то время как Папашка был сельским жителем и его устремления не шли
дальше благополучия фермы. Но если выходило так, что нужно выступать перед
постояльцами, он не возражал.
Иногда вести экскурсии доводилось и моей бабушке,
Милочке, – правда, ее обычно подолгу уговаривали. Руки Милочки всегда были
по локоть в муке и соде, зато она знала все семейные предания и, несмотря на
тучность, выглядела очень мило в хорошо сшитом черном габардиновом платье с
пурпурной орхидеей на корсаже и ниткой жемчуга вокруг шеи. Она принадлежала к
числу склонных к полноте женщин, чьи лица до конца жизни остаются гладкими и
круглыми, без единой морщинки.
А еще была Жасмин, наша любимая чернокожая экономка, –
ты уже ее видел. Так вот, она могла в мгновение ока сменить домашнее платье на
шикарную черную юбку и блузку леопардовой расцветки, надеть туфли на высоченных
каблуках-шпильках, которыми гордилась бы даже тетушка Куин, и повести
экскурсантов из комнаты в комнату, в нужных местах добавляя от себя, что тоже
видела призрак прапрадеда Уильяма в его спальне, справа от центра дома или в
конце коридора, а также призрак прапрабабушки Камиллы, на цыпочках
поднимавшийся на чердак.
Не знаю, хорошо ли ты рассмотрел сегодня Жасмин и обратил ли
внимание, что под ее ярко-красным облегающим платьем скрывается фигура модели –
тонкая, с хорошо развитыми плечами. Шкафы Жасмин набиты одеждой, подаренной ей
тетушкой Куин с собственного плеча. Знаешь, из нашей чернокожей красавицы со
светло-зелеными глазами получается превосходный экскурсовод, когда она с сияющим
видом всерьез рассказывает истории о привидениях, вздыхает перед портретами или
ведет притихших постояльцев на чердак.
Именно ей, Жасмин, пришла в голову блестящая идея включить в
экскурсионный маршрут осмотр чердака – провести туристов наверх, дать им
возможность ощутить, как по-особому пахнут нагретые деревянные балки,
продемонстрировать чудесные пароходные кофры и сундуки, оставшиеся от старых
времен, и даже открыть некоторые из них, доверху заполненные мехами и
драгоценностями, похожими на реквизит для спектакля "Трамвай
"Желание"". Стоит показать гостям плетеное кресло-качалку, в
котором прапрадед Уильям провел свои последние дни на лужайке. На чердаке
хранилось великолепное собрание старой плетеной мебели, с которой было связано
множество историй. Но только до того времени, когда я почувствовал себя там
полным хозяином.
Но позволь мне вернуться к главному повествованию.
Постояльцы, жившие здесь на полном пансионе, были не только
моей единственной компанией, но и своего рода воспитателями. Все они оказывали
на меня то или иное влияние. Эти по большей части дружелюбные и привлекательные
люди (я вообще всегда вижу в окружающих только хорошее до тех пор, пока
кто-нибудь не укажет мне, что я ошибаюсь) нередко приглашали меня в свои
комнаты или просили посидеть с ними за большим столом во время завтрака и
рассказать об Особняке, как мы не без претензии называли этот дом. Я обычно
откликался на такую благожелательность, да и Гоблину тоже было интересно.
Стоило мне заговорить с ним или о нем, а это случалось постоянно, как гости тут
же заявляли, что Гоблин – самое интригующее существо на земле.
"Значит, у тебя есть маленький невидимый дружок!"
– торжествующе восклицал кто-нибудь из них, словно неожиданно узнавал, что
перед домом захоронено золото конфедератов.
"Расскажи нам о своем маленьком
привидении", – просил другой.
Я выполнял просьбу и при этом ласково похлопывал или
поглаживал Гоблина по спине, доставляя тому несказанное удовольствие. В такие
дни он надолго становился осязаемым и лишь по необходимости, к моему великому
сожалению, растворялся в воздухе и исчезал.
