– Диккенс, Диккенс и еще раз Диккенс. И, как мне
кажется, все до одной его биографии, когда-либо написанные.
– Да, – сказал я, – и я читаю вслух Нэшу
роман за романом, иногда вот здесь, у камина. А когда дохожу до конца, обычно
открываю какую-нибудь книгу наугад – "Лавку древностей", или "Крошку
Доррит", или "Большие надежды" – и просто получаю наслаждение от
великолепного языка. Ты правильно сказал тетушке Куин. Очень правильно. Каждый
человек – целая вселенная. Да, именно так.
Я замолчал, сознавая, что все еще нахожусь под впечатлением
от разговора с тетушкой и от того, как Лестат за ней ухаживал. Что касается
Нэша, то мне его очень не хватало, и я хотел, чтобы он поскорее вернулся.
– Он был превосходным учителем, – мягко заметил
Лестат.
– Он был моим учителем во всем, – признался
я. – Если меня и можно назвать образованным человеком, в чем я, однако, не
уверен, то только благодаря троим учителям в моей жизни: женщине по имени
Линелль, Нэшу и тетушке Куин. Нэш учил меня правильно читать, смотреть фильмы,
находить чудеса даже в точных науках, которые на самом деле вызывают у меня
страх и презрение. Мы уговорили его отказаться от преподавательской карьеры,
соблазнив высоким жалованьем и большим турне по Европе, и не зря. Когда-то он
читал вслух тетушке Куин, и она обожала его слушать.
Я подошел к окну, выходящему на террасу позади дома,
вымощенную каменными плитами, и взглянул на стоящий поодаль двухэтажный дом,
растянувшийся в длину футов на двести. Вдоль всего верхнего этажа проходила
крытая галерея, опиравшаяся на широко расставленные колонны.
– А вот этот флигель мы называем гаражом, –
пояснил я. – А наши рабочие – мастера на все руки: и плотники, и
посыльные, и шоферы, и охранники – получили прозвище Обитатели Флигеля. Там у
них своего рода убежище, где они проводят свободное время.
Машин у нас две – большой лимузин тетушки Куин и мой
автомобиль, которым я больше не пользуюсь. Я и сейчас слышу Обитателей Флигеля.
Уверен, и ты тоже. Они по очереди остаются дежурить на ферме – не меньше двух –
и готовы сделать все на свете для тетушки Куин. И для меня.
Чуть помолчав, я продолжил:
– Видишь наверху двери? Они ведут в маленькие спальни.
Конечно, маленькими их можно считать лишь по сравнению с этими. А обставлены
они точно так же: просторные кровати, старинные шкафы и обожаемые тетушкой Куин
атласные стулья. В былые времена гости там тоже останавливались, но,
разумеется, платили меньше, чем за проживание в большом доме.
Пока я рос, во флигеле жила и моя матушка, Пэтси. Она
обитала там с тех пор, как я себя помню, и там же, на первом этаже, впервые начала
музицировать. В левом крыле находилась ее студия. Но сейчас она больше не
играет и давно уже перебралась в комнату передней половины дома, дальше по
коридору. В последнее время она много болеет.
– Ты ведь ее не любишь? – спросил Лестат.
– Я очень боюсь ее убить, – признался я.
– Как-как? – Лестат не поверил своим ушам.
– Я очень боюсь ее убить, – пришлось мне
повторить. – Я презираю ее, и мне постоянно снится, как я ее убиваю. Лучше
бы мне вообще не видеть снов. Эта дурная мысль прочно засела в моей голове.
– Тогда пойдем, братишка, веди меня туда, где будет
удобно поговорить.
Пальцы Лестата мягко сжали мою руку.
– Почему ты так добр ко мне? – спросил я.
– А ты привык, что люди к тебе добры, только если
получают за это деньги? Ты и в Нэше никогда не был уверен на все сто? Думаешь,
он любил бы тебя в два раза меньше, если бы не получал жалованья?
Он обвел глазами комнату, словно она могла многое ему
поведать о своем хозяине.
– Большое жалованье и всяческие привилегии способны
любого привести в смятение, – ответил я. – Думаю, деньги не всегда
выявляют лучшие черты человеческого характера. Но в случае с Нэшем, мне
кажется, все иначе. Он потратил четыре года на диссертацию, зато она получилась
отличная, и после того как будут сданы все экзамены, мой учитель будет
полностью удовлетворен. – Голос у меня дрожал, и я ненавидел себя за
это. – Нэш почувствует себя независимым, и это хорошо. Он вернется и
станет компаньоном тетушки Куин. Будет снова читать ей вслух. Ты знаешь, сейчас
она уже не может делать это сама и будет в восторге от его присутствия. Я жду
не дождусь, когда это случится, чтобы за нее порадоваться. Все это делается
только ради нее. Нэш сможет возить ее, куда она только пожелает. К тому же он
красив.
– Тебе придется столкнуться с большим соблазном, –
произнес Лестат, окидывая меня прищуренным взглядом.
– О чем ты? – Я был потрясен и даже испытывал
легкое отвращение. – Неужели ты считаешь меня способным насыщаться теми,
кого люблю? Да, согласен, я совершил колоссальную ошибку со Стирлингом.
Поступок мой не имеет оправдания. Стирлинг оказался так близко, что я был
застигнут врасплох и испугался. Меня охватил страх при мысли о том, что
Стирлинг, знавший меня раньше, обо всем догадается...
"Врасплох... Окровавленное свадебное платье...
Окровавленная невеста... – проносилось у меня в голове. – Глупец, ты
не имеешь права убивать невинных. А тем более невесту в ее свадебную ночь. Ты
никогда больше не совершишь что-либо подобное".
– Я имел в виду не это. – Голос Лестата прервал
болезненные воспоминания и вывел меня из задумчивости. – Идем. Посмотрим
теперь твои апартаменты. Согласен? Там мы сможем поговорить. Кажется, ты
занимаешь две комнаты у самой лестницы?
На меня снизошло чувство покоя, смешанное с радостным
ожиданием. Быть может, эти эмоции внушил мне Лестат.
Я молча последовал за ним.
Мы прошли в мою гостиную, находившуюся в передней половине
дома, и через открытые раздвижные створки дверей заглянули в спальню, где
красовалась моя огромная королевская кровать с подбитым красным атласом
балдахином. Такого же цвета стулья, мягкие и манящие, были расставлены в обеих
комнатах. Между окон гостиной располагался письменный стол, а на нем – мой
компьютер. Гигантский телевизор, к которому я был привязан как любой
обыкновенный человек, стоял наискосок, возле внутренней стены.
По обе стороны от обеденного стола под газовой люстрой
стояли два стула. Именно там я часто усаживался со всеми удобствами, чтобы
почитать. А еще за этим столом я писал дневник, косясь одним глазом в
телевизор. Именно здесь, а не в креслах перед камином, мертвым в это время
года, я и хотел устроиться с Лестатом.
Едва войдя в комнату, я заметил, что компьютер включен.