Я наклонился, чтобы снова ее поцеловать, и почувствовал
прикосновение тонкой ручки к своей шее. Сознание хрупкости тетушкиного
существования больно кольнуло в сердце. В ушах звучали ее слова о собственном
возрасте. Во мне клокотали противоречивые чувства: всю жизнь она дарила мне
ощущение безопасности и покоя, но теперь я понимал, что сама она лишена этого
ощущения, и печаль моя сделалась еще глубже.
Лестат коротко поклонился, и мы вышли из комнаты.
В холле нас поджидала Жасмин, всегда державшаяся поблизости
от тетушки, словно тень. Она спросила, где мы намерены расположиться. Ее
сестра, Лолли, и их бабушка, Большая Рамона, были сейчас в кухне и могли
приготовить все, что мы только пожелаем.
Я ответил, что мы поднимемся в мои комнаты и не стоит
беспокоиться: нам пока ничего не нужно.
Жасмин подтвердила, что позже должна прийти сиделка тетушки
Куин, этакий солнечный лучик с прибором для измерения давления, по имени Синди,
с которой тетушка Куин, скорее всего, будет смотреть фильм
"Гладиатор" режиссера Ридли Скотта. Жасмин, Лолли и Большая Рамона,
разумеется, тоже усядутся перед телевизором.
Тетушка Куин всегда устраивала все по своему вкусу, так что
к началу показа в ее комнате могла оказаться еще парочка сиделок. У нее вошло в
привычку почти сразу делать из сиделок своих подруг, рассматривать фотографии
их детей, получать от них поздравительные открытки в день рождения и собирать
вокруг себя как можно больше таких молодых помощниц.
Старые друзья тетушки жили и в городе, и за его пределами.
Но они были ее ровесниками и потому не могли запросто покинуть родной дом,
чтобы вместе с ней скоротать вечерок перед телевизором. Пожилые люди лишь
иногда встречались в клубе за ленчем.
Так что ночь безраздельно принадлежала тетушке и ее
придворным.
К их числу относился и я, пока не получил Темную Кровь. С
того времени мои визиты к тетушке стали нерегулярными, ибо я чувствовал себя
чудовищем среди невинных душ. Запах крови преследовал меня повсюду и порождал в
душе недобрые чувства.
Мы с Лестатом покинули тетушку.
Несмотря на то, что был еще совсем ранний вечер, событий
успело произойти много: я чуть не убил Стирлинга, без всяких угрызений совести
насытился неизвестной женщиной и навестил тетушку Куинн как раз тогда, когда
она пребывала в настроении поделиться воспоминаниями о прошлом.
Приблизившись к лестнице, Лестат подал мне знак, чтобы я
пошел впереди.
В какую-то секунду мне показалось, что рядом зашуршал
Гоблин. Почудилось его неуловимое присутствие. Я замер как вкопанный, всем
сердцем желая, чтобы он убрался от меня как можно дальше, словно это был сам
сатана.
Действительно ли портьеры в гостиной шелохнулись? Мне
послышался тихий перезвон подвесок на люстрах. Какой концерт они могли бы
сыграть, если бы вздрогнули все вместе! А Гоблин как раз умел выделывать такие
трюки, возможно, даже не нарочно, а оттого, что он, когда-то тихий и
бессловесный, теперь являлся и уходил когда заблагорассудится, даже не
подозревая о собственной неуклюжести.
Однако сейчас его рядом не было.
Никаких духов, никаких призраков – только чистый прохладный
воздух, с тихим шелестом легкого бриза поступавший из вентиляционных отдушин.
– Его с нами нет, – едва слышно произнес Лестат.
– Ты точно знаешь? – спросил я.
– Нет. Но это знаешь ты.
Лестат был прав.
Я повел его вверх по изогнутой лестнице, и меня пронзило
острое сознание, что отныне, что бы ни случилось, Лестат будет со мной.
Глава 6
В верхнем холле было три двери по правую сторону и две – по
левую, поскольку там находилась лестница. Первая дверь слева вела в мои покои,
состоящие из двух комнат, а вторая – в спальню задней половины дома.
Лестат попросил разрешения осмотреть какие-нибудь комнаты, и
я ответил, что он может заглянуть почти во все. Две из трех спален по правой
стороне сейчас пустовали – одна предназначалась для моего маленького дядя
Томми, когда тот приезжал из Англии, где учился в Кембридже, а вторую держали
наготове для его сестры Бриттани. Эти комнаты можно было демонстрировать с
гордостью: в каждой стояла роскошная кровать девятнадцатого века с неизменным
балдахином на четырех столбиках, окна скрывались за шторами из бархата или
тафты, а удобные, хотя и вычурные кресла и диваны очень походили на те, что
украшали спальню тетушки Куин внизу.
В третьей комнате, куда вход был заказан, обитала моя
мамочка, Пэтси, с которой, я надеялся, мы не увидимся.
Каждый из мраморных каминов – один белоснежный, а второй
черный с золотом – был выполнен в своем стиле, и повсюду, куда ни взглянешь,
висели зеркала в золоченых рамах и огромные портреты горделиво приосанившихся
предков: Уильяма и его жены, хорошенькой Грейс, Гравье и его супруги, Блаженной
Элис; Томаса, нашего Папашки, и Милочки, моей бабушки, чье настоящее имя было
Роза.
Под потолком красовались газовые люстры с бронзовыми
трубками и хрустальными плафонами – попроще, но тем не менее гораздо более
оригинальные и колоритные, чем роскошные хрустальные люстры первого этажа.
Что касается последней спальни слева, то она тоже была
открыта и прибрана, но в ней жил мой учитель, Нэш Пенфилд, который как раз
сейчас заканчивал работу над диссертацией по английскому языку в одном из
университетов на Западном побережье. Его вполне устраивали огромная кровать о
четырех столбиках и покрывало с оборочками из голубого шелка. Пустой письменный
стол застыл в ожидании хозяина, а вдоль стен, совсем как в моей комнате,
выстроились книжные полки. Перед камином с двух сторон, как и у меня, стояли
повернутые друг к другу два стула, обтянутые дамастом, – элегантные, но
весьма потертые.
– В те времена, когда здесь был отель, гостей всегда
размещали только в комнатах правой стороны, – пояснил я. – А комнату
Нэша занимали мои дедушка и бабушка – Милочка и Папашка. Последний год или два
мы с Нэшем только и делали, что читали друг другу Диккенса. Я до ужаса боюсь
выдать ему свою тайну, хотя пока мне удается ее сохранять.
– Но ты ведь любишь этого человека? –
поинтересовался Лестат, проходя за мною в комнату и осматривая книги на полках.
– Конечно, люблю. Но возможно, рано или поздно он
узнает обо мне что-то очень плохое. До сих пор мне просто очень везло.
– Это в значительной мере зависит от выдержки, –
сказал Лестат. – Поразительно, но смертные готовы поверить чему угодно,
если ты просто будешь вести себя как один из них. Впрочем, ты и сам это знаешь
– не так ли?
Он почтительно обернулся к книжным полкам, но ничего с них
не достал, а лишь с улыбкой указал на корешки.
