– Нет, тетушка Куин, – ответил я, понимая, что уже
достиг предела, за которым уже не смогу сохранить многие тайны, если этот
опасный и болезненный разговор продолжится, и попытался вновь вызвать в душе
радость, оттого что мы собрались здесь все вместе, но перед мысленным взором
неустанно проплывали ужасающие образы. Я притих, стараясь сжать сердце в кулак.
– Не ходи на это болото, Квинн, – вдруг попросила
тетушка, словно давно хотела это сказать. – Не ходи на проклятый остров
Сладкого Дьявола. Я знаю, тебя тянет на приключения. Не гордись своим
открытием. Держись подальше от этого места.
Я почувствовал боль, но не по вине тетушки. Я молился, чтобы
мне как можно скорее представилась возможность признаться Лестату или кому-либо
другому на этом свете, что тетушка опоздала со своими предостережениями.
Когда-то они были своевременны, но прошлое давным-давно скрылось под
непроницаемой черной вуалью. Таинственный он перестал быть для меня тайной.
– Не думай об этом, тетушка Куин, – как можно
мягче произнес я. – Помнишь, что тебе говорил твой отец? На болоте
Сладкого Дьявола нет никаких дьяволов.
– Да, конечно, Квинн, – ответила она, – но в
отличие от тебя мой отец за всю свою жизнь ни разу не осмелился отправиться на
пироге в те темные воды на поиски острова. Ничья нога не ступала на этот остров
до тебя, Квинн. Не в характере моего отца и твоего дедушки было совершать такие
непрактичные поступки. Да, конечно, он охотился возле берега, ставил ловушки на
раков, как мы это делаем до сих пор, но никогда не пытался найти тот остров, и
я хочу, чтобы ты больше туда не ездил.
Я словно впервые остро и ясно почувствовал, как она
нуждается во мне.
– Я слишком тебя люблю, чтобы покинуть, –
порывисто произнес я, сам полностью не успев осознать смысл собственных слов. А
потом вдруг добавил: – Клянусь, я никогда тебя не оставлю.
– Мой дорогой, мой чудесный мальчик! – воскликнула
тетушка, продолжая перебирать левой рукой камеи и выстраивая их в линию: –
Одна, две, три четыре, пять... И на всех Ревекка у колодца...
– Они безукоризненны, тетушка Куин, – сказал я,
глядя на эту пятерку, и ни с того ни с сего вспомнил, что призраки могут носить
камеи. "Интересно, – подумалось мне, – а есть ли у призрака
выбор? Может ли он позаимствовать что-то из собственных сундуков на
чердаке?"
Тетушка Куин закивала, улыбаясь.
– Мой мальчик, мой красивый малыш, – восторженно
произнесла она и вновь посмотрела на Лестата.
Его расположение к ней ничуть не уменьшилось.
– Знаете, Лестат, я ведь больше не могу
путешествовать, – серьезным тоном призналась она, огорчив меня своим
признанием. – Иногда в голову мне приходит жуткая мысль, что моя жизнь
кончена. Следует, наверное, понимать, что в восемьдесят пять уже нельзя носить
любимые туфли на шпильках, разве только прогуливаться в них по комнате.
Она опустила взгляд на свои ноги, на туфельки с блестками,
которыми так гордилась.
– Даже поездка в Новый Орлеан к ювелирам, которые давно
знают мою страсть к коллекционированию, становится целым событием. Хотя в любое
время в моем распоряжении самый огромный лимузин, который только можно себе
представить, и, разумеется, самый большой в нашем приходе. И есть кому меня
отвезти и сопроводить: личный шофер и, конечно, Жасмин, моя дорогая Жасмин.
Кстати, а где ты пропадаешь все дни, Квинн? Почему-то каждый раз, когда я
просыпаюсь в урочный час и начинаю отдавать распоряжения, тебя нигде не могут
найти.
В голове у меня стоял туман. Этой ночью мне было суждено не
раз испытать чувство стыда. Я ощутил себя полностью отрезанным от нее, хотя
находился совсем близко, и вновь вспомнил Стирлинга, вкус его крови и то, как я
чуть было не поглотил его душу. И тут меня снова посетили сомнения, уж не
применил ли Лестат свою магию по отношению ко мне и к тетушке Куин, чтобы мы
оба освободились ото лжи.
Но мне нравилось то, что происходило. Я доверял Лестату и
сознавал, что если бы он задумал какое-нибудь зло, то не стал бы вести столь
долгую беседу с тетушкой Куин.
А тетушка продолжала щебетать веселым голоском, хотя слова
ее были полны грусти.
– Вот я и сижу здесь со своими маленькими талисманами и
смотрю старые фильмы, надеясь, что Квинн меня навестит. – Она махнула
рукой в сторону большого телевизора. – Однако не обижаюсь, когда он не
приходит. Я стараюсь не думать о своей слабости. Жизнь моя была полноценной. И
до сих пор камеи делают меня счастливой. Одержимость ими доставляет мне
удовольствие. Так было всегда. Я начала их собирать с того самого дня в далеком
прошлом. Вы понимаете?
– Да, – отозвался Лестат, – отлично понимаю.
И несказанно рад знакомству с вами. Тому, что вы принимаете меня в своем доме.
– Как старомодно и изящно вы выражаетесь, –
заметила тетушка, явно очарованная своим собеседником: ее улыбка сделалась
шире, а глубоко посаженные глаза засветились ярче. – Вы действительно
здесь желанный гость.
– Благодарю, мадам. – Лестат почтительно склонил
голову.
– Пожалуйста, дорогой, называйте меня тетушка
Куин, – настойчиво попросила она.
– Тетушка Куин, я люблю вас, – с теплотой произнес
Лестат.
– Теперь ступайте, оба, – велела она. –
Квинн, поставь стулья на место, раз ты такой большой и сильный, а то бедняжке
Жасмин придется тащить их по ковру. Вы свободны, оба, мои молодые друзья. Я
очень огорчена, что закончила наш оживленный разговор на печальной ноте.
– На величественной ноте, – отозвался Лестат,
поднимаясь. – Поверьте, я крайне польщен вашими откровенными
признаниями, – продолжил он. – Вы великая женщина и, если позволите,
очаровательная дама.
Я взял оба стула и легко перенес их к письменному столу.
Тетушка зашлась довольным смехом, а я, обойдя вновь вокруг
стола, бросил взгляд на ее блестящие туфельки и подумал, что такие ножки
поистине неподвластны времени и могли бы перенести ее куда угодно. Поддавшись
импульсу, я опустился на колени и склонился, чтобы коснуться губами туфелек.
Наедине с тетушкой я довольно часто гладил ее ступни. Мне
нравилось трогать и целовать высокий подъем, затянутый в тонкий нейлон. Но то,
что я сделал это в присутствии Лестата, чрезвычайно позабавило тетушку. Она
рассмеялась – негромко и тоненько, вызвав в моем воображении образ серебряного
колокольчика, звенящего в вышине на фоне ослепительно голубого неба, а когда я
поднялся с пола, сказала:
– Теперь ступайте. Я официально освобождаю вас от
необходимости присутствовать здесь. Свободны.
