– Убирайся отсюда, – сказала она, – ты мне
здесь не нужен. Ступай. Я ни за что не покину этот дом, что бы ты там ни
творил, маленький ублюдок.
Я прочел в ее мыслях только злобу, только ревность, только
ненависть, которую она и не пыталась скрыть.
– Я же сказала, мне не нужны твои деньги! Я тебя
ненавижу.
И тут за ее спиной показалась полупрозрачная фигурка
Ревекки, призрака из прошлого, зловредного, мстительного призрака. Зачем она
сюда явилась, эта улыбающаяся Ревекка в своей безукоризненной кружевной блузке
и пышной юбке из тафты? Прочь от меня, мстительный призрак. Как она вообще
посмела сюда явиться? "Жизнь за мою жизнь". Я не стану тебя слушать!
Я подхватил на руки Пэтси и свернул ей шею – она даже не
успела испугаться. Я убил свою мать, свою родную мать. Огромные пустые глаза.
Губная помада. Мертвая Пэтси.
Я не выпил ни капли ее крови.
Кто-нибудь заметил, как я переносил ее через порог, словно
невесту? Никто, кроме Ревекки, мстительной, зловредной Ревекки, парящей над
кладбищем, Ревекки улыбающейся, ликующей, Ревекки в ее красивом наряде, Ревекки
в виде тумана. "Смерть за мою смерть".
И ни одна душа не видела, как я положил Пэтси на дно пироги.
Ни одна душа не видела, как я, выбрав место поглубже, сбросил обмякшее тело в
болото. Она сразу ушла под мутную зеленую воду – и не стало больше Сладкой
Пэтси. Не стало Барби. Не стало моей матери.
Никто, кроме меня, не почувствовал присутствия Ревекки.
Никто, кроме меня, не услышал ее голоса: "Вот это я считаю настоящей
местью: жизнь Пэтси за мою жизнь". Смех.
– Отойди от меня, сатана, – сказал я. – Я
совершил это не для тебя, а для себя.
И не стало больше Ревекки, как не стало Пэтси.
Так необычно – исчез призрак, исчезла Пэтси, и вязкое
смертоносное болото такое пустое. Сиротливое.
А в воде шевелились аллигаторы. Отведайте маму.
Я вернулся на пустое кладбище.
Прошло несколько часов.
И кровь моей матери застыла на моих руках, хотя они были
чистые. И я солгу, когда придется объяснить, куда она подевалась, как лгал о
многом другом. Квинн – убийца родной матери, Квинн – убийца утробы, которая его
выносила, Квинн – убийца многих, Квинн – убийца невесты, Квинн, который перенес
свою мать через порог, Квинн, который утопил Пэтси в заболоченных водах.
Я остался на ферме Блэквуд совершенно один.
Такого раньше никогда не случалось. Я стоял под деревом и,
глядя на могилу, на которой будет разложен наш алтарь, спрашивал себя, сумеем
ли мы заставить то злобное существо, в которое превратился мой маленький брат,
сумеем ли мы заставить Гоблина, убийцу тетушки Куин, уйти к Свету.
Я закрыл глаза. Жажда становилась невыносимой. Но уже совсем
скоро начнет светать. Мне нельзя было охотиться. Все равно не хватило бы
выносливости. А завтра ночью разве я успею? И все же придется это сделать перед
началом ритуала. Как все-таки глупо я поступил, что не отказался на время от
своего горя и убийственной ненависти, чтобы успеть насытиться.
Почему мне никак не уйти с этого маленького кладбища? Что я
пытаюсь здесь вспомнить? И где те безмолвные призраки, которые в моем невинном
прошлом глазели на меня? Почему они сейчас не появились с приходом утра, когда
небо окрашивается в фиолетовые и розовые тона, почему не говорят мне, что мое
место с мертвыми?
Возможно, солнце не причинит мне столько боли, как огонь. Но
как тогда я сумею сыграть свою роль в уничтожении Гоблина, если просто дождусь
здесь утра? Мне не хватало смелости. Мне не хватало сил.
"Я дам их тебе. Приди ко мне в объятия".
Я обернулся. Это был Лестат. Я сделал то, что он велел. Я
почувствовал, как крепко сжались его руки, когда он сомкнул их вокруг меня. Его
ладонь легла мне на затылок, когда он притянул мою голову к своему горлу.
"Поцелуй меня, юноша Возьми то, что тебе нужно. Я дарю
тебе это".
Я впился зубами в его кожу. Она поддалась, и мой рот
наполнила кипящая кровь и хлынула в горло. Я наслаждался этим потоком,
обильным, дурманящим, неземным На какое-то мгновение чистая физическая сила
затмила все мысли, но затем передо мной проплыли яркие блестящие картины,
словно освещенные неоновыми огнями, этакая ревущая карусель жизни, смена веков,
бесконечная череда великолепных ощущений и под конец мириады огней, цветов и
нежное, едва уловимое биение его сердца, его чистого сердца, открытого мне
сердца, исполнившего все мои желания.
Глава 50
Летняя ночь. Солнце не закатывалось за горизонт до половины
восьмого. Над фермой Блэквуд нависла тишина.
Клем, как и обещал, приготовил много дров, свалив их высоким
кольцом вокруг всей могилы, поверх могилы тоже были уложены дрова и уголь. И
повсюду стояли свечи.
Меррик появилась в прелестном простом платье из черного
хлопка с длинными рукавами и ниткой агатовых бус вокруг шеи. Волосы распущены
по плечам. С собой она принесла объемистую сумку, причудливо расшитую блестящим
бисером, которую она осторожно поставила возле одной из могил, и,
перекрестившись, почтительно опустила ладонь на эту могилу.
Вынув зажигалку, она поднесла ее к первой свече. Потом
достала из сумки длинную тонкую свечку и, как только та загорелась, обошла с
ней по очереди все остальные свечи. Маленькое кладбище медленно заполнилось
светом.
Лестат стоял рядом со мной, держа руку на моем затылке. Я
дрожал, словно от холода.
Наконец все кладбище было освещено, а так как Клем поставил
свечи в несколько рядов и в маленькой церквушке, о которой я совершенно забыл,
Меррик и их зажгла, осветив окна церкви мерцающими огоньками.
Меня охватила холодная тревога, когда Меррик подняла банку с
керосином, щедро полила из нее уголья и дрова, а потом поднесла свечку и отошла
назад. До сих пор мне не приходилось видеть такого огромного полыхающего
костра.
– Подойдите ко мне оба, – крикнула она нам. –
Будьте моими помощниками, повторяйте все, что я велю повторить, и делайте все,
как я скажу. То, во что вы верили в прошлом, не важно. Сейчас поверьте в меня.
В этом вся суть. Вы должны отнестись с верой к тому, что я буду делать и
говорить, тогда обряд подействует.
Мы оба согласились.
– Квинн, не бойся, – сказала она.
Костер пылал и трещал. Я отступил назад, инстинктивно
испугавшись, Меррик с Лестатом тоже отступили. Лестату особенно ненавистен был
этот огонь. А нашу Меррик, казалось, этот огонь завораживал. Чересчур
завораживал, подумал я, хотя что я тогда знал?
