– Мне очень хотелось взять его на руки, но врачи не
позволили, – продолжила Пэтси. – Сказали, что он был
близнецом-донором. Так они его назвали. Близнецом-донором. Он все отдал. Он был
такой крошечный, сразу стало понятно – не жилец. Его сунули в какой-то
инкубатор и не позволили мне даже дотронуться до него. Я дежурила в этой
больнице день и ночь, день и ночь. А тетушка Куин все названивала и твердила
"Ты нужна своему младенцу дома!" Надо же было такое сказать! Можно
подумать, эта крошка в больнице во мне не нуждалась! Можно подумать, эта
маленькое несчастное существо в больнице во мне не нуждалось! Она хотела, чтобы
я вернулась домой и поила своим молоком этого десятифунтового монстра. А я не
могла даже смотреть на тебя! Я не хотела находиться в одном доме с тобой!
Поэтому я и переехала на задворки, в гараж.
Она зло вытерла слезы. Ее голос звучал очень тихо. Думаю,
смертные даже не могли ее расслышать. Не уверен, что Синди, сидевшая рядом с
ней, услышала хоть слово.
– Я торчала в той больнице день и ночь, –
повторила она. – Умоляла врачей позволить мне дотронуться до своего
сыночка, а потом он умер в той самой машине, со всеми ее трубками, проводами,
мониторами и счетчиками. Он умер! Маленькое дитя, бедняжка Гарвейн, мой Маленький
Рыцарь, как я его называла, Гарвейн Маленький Рыцарь, и после мне позволили
взять его на руки, когда он умер, этот крошечный, несчастный младенчик, я
держала его на руках.
Я в жизни не видал ее такой, никогда она так не плакала,
никогда так уничижительно не горевала. А Пэтси все говорила:
– Мы заказали для него крошечный гробик, белый гробик,
в котором он лежал в белом крестильном платьице, как в гнездышке, несчастная
крошка, и мы поехали на кладбище Метэри, все до одного, а тетушка Куин,
непонятно зачем, привезла туда и тебя. Ты орал во все горло, голосил без
умолку, и я ненавидела ее за то, что она тебя привезла, а она все повторяла,
мол, ты знаешь, что твой близнец умер, ты чувствуешь это, твердила, что я
должна взять тебя на руки – надо же такое придумать, что я должна взять тебя на
руки, когда мой маленький Гарвейн лежал в своем белом гробике. Они опустили его
в могилу, и на камне я велела вырезать: "Гарвейн, мой Маленький
Рыцарь". Он и сейчас лежит там в своем гнездышке.
Слезы заливали ее щеки. Она покачала головой.
– Только не думай, что они тронули его, освобождая
место для гробов Папашки и Милочки, или тетушки Куин. Дудки. Его не
тронули. – Она снова решительно покачала головой. – В усыпальнице
достаточно ниш, так что его не тронули. Я проследила. И никогда, слышишь,
никогда я не возвращалась к семейному склепу после тех похорон. До сегодняшнего
дня не возвращалась, да и то только потому, что тетушка Куин оставила
распоряжение у Грейди Брина вручить мне чек с моей долей наследства, если я
приду на ее жалкие, глупые похороны. И Грейди Брин намекнул мне на эти условия.
Вчера вечером он передал мне копию завещания, как я тебе говорила, потому что
тетушка Куин разрешила ему это сделать.
И еще кто-то возмущается, говоря о подкупе. Вот где
настоящий-то подкуп. А ведь она знала, как я отношусь к этому месту, знала, и
это она заставила меня поклясться, что я никогда тебе не проговорюсь, что ни
одна живая душа никогда не скажет тебе, как ты высосал всю кровь из того
ребенка, маленького трехфунтового донора. Можно подумать, это тебя нужно было
оберегать. Бедный Квинн. Да поможет тебе Бог за то, что ты сотворил, проклятый
сукин сын. Ты не представляешь, что такое ненависть, если не знаешь, как я тебя
ненавижу.
Она зарыдала, уткнувшись в бумажный носовой платок. Синди
чуть не потеряла рассудок от огорчения. Она поднялась, чтобы уйти, но Пэтси ее
не пустила, вцепившись в сиделку дрожащими пальцами. Рука Лестата легла на ее
левое плечо и мягко придержала.
– Гарвейн, – сказал он. – А когда начал
появляться Гоблин, вы ни разу не подумали, что это, возможно, призрак Гарвейна?
– Нет, – угрюмо буркнула она. – Если бы это
был призрак Гарвейна, он бы пришел ко мне, ведь это я его любила! Он никогда бы
не пришел к Квинну! Квинн убил его! Квинн забрал у Гарвейна всю кровь. Гоблин
появился только потому, что Тарквиний хотел иметь брата-близнеца. Он ведь знал,
что у него должен быть брат, а он его убил, вот и пришлось потом придумывать
Гоблина, невесть откуда взявшегося, – только сумасшедший мог его выдумать.
Он с самого начала был не в себе.
– И никто не подумал, что это мог быть призрак
младенца? – очень мягко поинтересовалась Меррик.
– Нет, – по-прежнему угрюмо ответила Пэтси. –
Гарвейн, мой Маленький Рыцарь – вот что написано на камне. – Она подняла
на меня глаза. – Боже, как ты орал на похоронах! Как резаный! Я потом
целый год не могла даже смотреть в твою сторону. Я тебя не выносила. В конце
концов я подошла к тебе только потому, что мне за это заплатила тетушка Куин.
Папашка не давал ни цента, а тетушка платила все время, пока ты рос. Это была
честная сделка. Не говорить тебе о близнеце, чтобы ты не чувствовал себя
виновным в смерти брата, не говорить тебе, что ты убил крошку-близнеца, –
и тогда тетушка Куин обо мне позаботиться, и она сдержала слово.
Пэтси пожала плечами. Лицо ее немного расслабилось, но слезы
все еще капали.
– Тетушка Куин заплатила мне пятьдесят тысяч
долларов, – сказала она. – Я просила меньше, но она дала мне столько
денег, чтобы собрать группу и чтобы я взяла тебя на руки, и я так и сделала.
Один-единственный раз. Папашка, Милочка, да и все остальные были на ее стороне.
Они заботились только о тебе. Не смей никогда говорить Квинну, что у него был
маленький братик, который умер. Что ж, выходит, у меня и сына никогда не было?
Не смей никогда рассказывать Квинну о маленьком Гарвейне. Не смей никогда
говорить ему, что он выпил всю кровь у беспомощного маленького существа. Не
смей никогда рассказывать Квинну эту ужасную историю, как свою собственную. А
теперь вы являетесь сюда и спрашиваете меня, родила ли я близнецов. Вам, видите
ли, нужно это знать. Но тетушка Куин теперь мертва. Спасибо Грейди – вовремя
мне намекнул насчет чека и условия в завещании. Теперь я знаю, что спокойно
могу тебе обо всем рассказать. Вот тебе вся история. Теперь, думаю, ты все
знаешь. Ты знаешь, почему я ненавидела тебя все эти годы. Теперь, полагаю, тебе
все понятно.
Я поднялся, чтобы уйти. Что касалось меня, мы выяснили все,
что хотели. Я был слишком потрясен и опустошен, чтобы сказать хоть слово. Я
ненавидел Пэтси не меньше, чем она меня. Я ненавидел ее так, что даже не мог
смотреть в ее сторону.
Кажется, я произнес слова благодарности и вместе с моими
друзьями пошел к двери.
– А мне ты ничего не хочешь сказать? – спросила
Пэтси, когда я оказался на пороге.
Синди выглядела очень несчастной.
– Что именно? – поинтересовался я.
