Все это продолжалось очень долго, пока я не понял, что мне
пора. Тогда я отвел Жасмин в сторону и велел все устроить, обратившись в бюро
"Лониган и сыновья" в Новом Орлеане. Всенощную следовало назначить на
завтрашний вечер, на семь часов. Тогда и увидимся, добавил я, попросив организовать
все так, чтобы погребение состоялось завтра вечером. Конечно, я понимал, что
это нарушение всякого порядка, но, возможно, деньги решат этот вопрос.
– И ради всего святого, – сказал я, –
берегись Гоблина.
– Как ты намерен с ним поступить, Квинн? –
спросила Жасмин. Она дрожала, лицо ее опухло от слез.
– Я намерен его уничтожить, Жасмин. Но на это уйдет
какое-то время, хотя и небольшое. И пока я этого не сделаю, остерегайся его. И
передай всем остальным. Пусть тоже остерегаются. Он не знает, куда девать свою
силу...
– Тебе нельзя сейчас уходить, Квинн, – сказала
она.
– Я должен, Жасмин, – ответил я. – Увидимся
завтра в похоронном бюро в семь вечера.
Она пришла в ужас, и я ее за это не винил.
Тут вперед вышел Лестат, мягко взял ее за плечи и посмотрел
ей в глаза пронзительным взглядом.
– Жасмин, – тихо произнес он, – мы должны
сейчас уйти и отыскать женщину, которая способна покончить с Гоблином. Сейчас
это самое важное. Вы понимаете?
Она кивнула. Она продолжала плакать, слизывая соленые капли,
попадавшие ей на губы, но не могла оторвать от него глаз.
– Не отпускайте от себя ни на шаг маленького
Джерома, – продолжал Лестат ласково и убедительно. – Это существо
хочет навредить любому, кто дорог Квинну. Проследите, чтобы все были начеку.
Он тихо отошел в сторону.
Наконец мы с Лестатом оказались одни на острове Сладкого
Дьявола, и я дал волю своему горю, всхлипывая как ребенок.
– Не могу себе представить мир без нее, да мне он и не
нужен без нее. Ненавижу Гоблина всей душой за то, что он сделал. Откуда, скажи
на милость, у него взялись силы? Она была такая старенькая, такая хрупкая...
Как мы можем заставить его страдать, как нам заставить его
страдать так, чтобы ему самому захотелось умереть, как нам отправить его в ад,
если таковой для него существует?
Я еще долго буйствовал. А потом мы вместе с Лестатом
отправились на покой.
Глава 45
На закате я очнулся, голодный и несчастный. Я сразу понял,
что Лестату пришлось предоставить меня моим мирским делам, а тем временем он
должен был связаться с Меррик Мэйфейр и узнать, согласится ли она оказать мне
поддержку.
Как только я приблизился к особняку – сразу понял, что и
Нэш, и Томми уже здесь. Томми летел весь день и полвечера, добираясь домой из
Англии, а Нэш прибыл гораздо раньше с Западного Побережья. Оба были убиты
горем, и при виде их лиц я едва сумел сдержать слезы.
Если честно, я не хотел их сдерживать, но страх перед кровью
делал это абсолютно необходимым, поэтому я принялся обнимать их, целовать,
удостоверившись, что у меня в запасе по крайней мере три льняных носовых
платка. Перекинувшись буквально парой слов (больше нечего было говорить) мы все
погрузились в роскошный лимузин тетушки Куин и направились в Новый Орлеан, в
похоронное бюро "Лониган и сыновья", что находилось в Ирландском
квартале – бывшей вотчине Манфреда Блэквуда, где когда-то он открыл свой первый
салон.
Когда мы прибыли на место, толпа, собравшаяся на ночное
бдение, была огромной. В открытых дверях стояла Пэтси, строго одетая во все
черное – что меня поразило, ведь она обычно пропускала похороны, – и сразу
было ясно, что она плакала.
Увидев меня, она помахала маленьким квадратиком сложенных
листков.
– Копия ее завещания, – пояснила она дрожащим
голосом. – Она давным-давно проинструктировала Грейди, чтобы тот не держал
нас в неведении. Мне оставила предостаточно. Чертовски мило с ее стороны. У
него и для тебя есть копия в кармане.
Я едва кивнул. Этот последний маленький жест щедрости был
очень характерен для тетушки Куин, и в течение вечера я видел, как Грейди
вручал небольшие конверты с копией завещания и Терри Сью, и Нэшу, и другим.
Пэтси вышла на воздух покурить и, видимо, не хотела ни с кем
разговаривать.
Жасмин, прелестно выглядевшая в своем синем костюме и
неизменной блузе, совершенно выбилась из сил в конце трудного дня, когда ей
одной пришлось выбирать и гроб, и склеп, и платье для тетушки Куин, так что
сейчас она была близка к обмороку.
– Я привезла ее лак для ногтей, – повторила она
мне раза три. – Они отлично потрудились. Я велела им стереть излишек
румян, но в целом все хорошо. Отличная работа. Ты хочешь похоронить ее с
жемчугом? Это ведь ее жемчуг, – вновь и вновь спрашивала Жасмин.
Я сказал "да".
Наконец Нэш забрал Жасмин и проводил ее к одному из
многочисленных маленьких кресел, выстроенных вдоль стен главного зала. Большая
Рамона сидела и плакала, а Клем, припарковав лимузин, тоже вошел в зал, стал
рядом с матерью, и вид у него был чрезвычайно несчастный.
Терри Сью тоже плакала, держась за Томми, который все время
всхлипывал. Мне хотелось утешить Томми, но я был сражен собственным горем и все
время силился сдержать слезы, поэтому не мог подойти к нему. Тут же стояла
Бриттани – бледненькая, несчастная.
Меня поразило, что на похороны пришла и Роуан Мэйфейр в
отлично сшитом костюме, с обычной стрижкой, подчеркивавшей высокие скулы, а рядом
с ней стоял Майкл Карри, у которого чуть сильнее пробивалась седина в кудрявых
волосах. Оба почтительно поклонились мне, и я, ответив на их поклон, сразу
отошел в сторону, испугавшись, что они сразу меня раскусят. Со стороны
выглядело, будто я слишком убит горем, чтобы разговаривать, – впрочем, так
оно и было.
Мне предстояло подойти к гробу – от этого никуда не деться.
Я должен был заглянуть в него. Просто должен был. И я исполнил свой долг.
Там в атласном великолепии лежала тетушка Куин с нитками
жемчуга, закрывавшими грудь, и большой прямоугольной камеей у горла, которой я
никогда не видел в ее коллекции и которую в первую секунду не узнал. Потом я
вспомнил. Именно эту камею я видел на Петронии. Она была с этой камеей, когда в
последний раз я разговаривал с ней в Хижине Отшельника. И когда я в последний
раз виделся с ней в Неаполе.
