Я с трудом поднялся на колени, изображая боль и
головокружение, а потом неожиданно выпрямился и вцепился ей в волосы обеими
руками, так что она не могла меня стряхнуть. Все это время я не переставал ее
проклинать.
"Как-нибудь ночью я заставлю тебя заплатить, –
сказал я. – Заставлю тебя страдать за все твои подлые удары, за то, как ты
их нанесла, за то, как ты обрушила на меня проклятье".
Она царапала меня, пока я тянул ее за волосы обеими руками;
она вцепилась мне в голову и оторвала от себя, и в моих пальцах остались ее
вырванные волоски, а потом она ударом свалила меня на пол и пинками отбросила к
стене. После этого Петрония уселась за стол, закрыла лицо руками и разрыдалась.
Она рыдала, безудержно всхлипывая.
Я с трудом поднялся и медленно поплелся к ней. Покалывание в
руках и ногах означало, что синяки уже начали заживать. Я увидел, что на полу
валяются обрывки ее бриллиантовых нитей, и собрал все до единого, потом подошел
к столу, за которым она продолжала плакать, и положил их так, чтобы она сразу
увидела.
А она все закрывала лицо ладонями, и на них была кровь.
"Прости", – сказал я.
Она вынула носовой платок, вытерла им лицо и руки, потом
взглянула на меня без всякой злобы.
"С какой стати тебе просить прощения? – сказала
она. – Вполне естественно, что ты ненавидишь такую, как я. Разве могло
быть иначе?"
"Как это?" – растерялся я, ожидая, что она снова
набросится на меня в любую секунду.
"Кого следует превращать в таких созданий, вроде
нас? – спросила она. – Раненых, рабов, нищих, умирающих. Но ты был
принцем, смертным принцем. А я даже не задумалась об этом".
"Так оно и было", – подтвердил я.
"Ну и что теперь... ты обводишь вокруг пальца
глупцов? – поинтересовалась она. – Живешь среди смертных и
пользуешься их любовью?"
"Пока да", – ответил я.
"Даже не думай совершить над ними ритуал".
"А я и не думаю, – парировал я. – Лучше
прямиком отправиться в ад, чем сделать это".
Она посмотрела на бриллианты. Я не знал, как теперь с ними
быть. Она взяла их со стола и положила в карман. Волосы у нее были растрепаны.
Я выбрал одну из своих щеток и жестом спросил, не позволит ли она причесать ее.
Она кивнула, и я приступил к делу. Волосы у нее были густые и шелковистые.
Наконец Петрония поднялась из-за стола, обняла меня и
поцеловала.
"Не вздумай ссориться с Лестатом. Он не задумываясь
превратит тебя в головешку. И тогда мне придется сразиться с ним, а сил у меня
не хватит".
"Все это правда?"
"Я еще в Неаполе велела тебе прочесть эти книги, –
сказала она. – Он выпил кровь Матери. Он три дня пролежал в песках пустыни
Гоби. Его ничто не может погубить. С таким, как он, даже неинтересно драться.
Просто держись подальше от Нового Орлеана – и тебе не придется опасаться
Лестата. Что-то есть в этом постыдное, если некто, такой сильный как Лестат,
свяжется с таким юнцом, вроде тебя. Сюда он не придет, чтобы посчитаться с
тобой".
"Спасибо", – иронически поблагодарил я.
Она направилась к двери как ни в чем не бывало – грациозно и
красиво. Я не знал, заметила ли она кровь на своей одежде. Я не знал, сказать
ли ей об этом или нет. В конце концов решился:
"На твоем костюме кровь".
"Ты, наверное, никак не можешь побороть соблазн при
виде белой одежды, – сказала она, но без всякой злобы. – Позволь
задать тебе один вопрос. Отвечай правду или вообще не отвечай. Почему ты от нас
ушел?"
Подумав с минуту, я ответил:
"Я хотел быть со своей тетушкой. Передо мной не стояло
другого выбора. А еще я должен был думать о других родных. Ты сама это
знаешь".
"Но неужели мы были тебе не интересны? – спросила
она – В конце концов, ты ведь мог попросить меня время от времени доставлять
тебя домой. Наверняка ты знаешь, как велики мои силы".
Я покачал головой.
"Я не виню тебя за то, что ты отвернулся от
меня, – сказала она, – но отвернуться от такого мудреца, как Арион?
Мне это кажется опрометчивым".
"Наверное, ты права, но пока я должен быть здесь.
Позже, возможно, я примкну к свите Ариона".
Она улыбнулась. Пожала плечами.
"Прекрасно. Оставляю тебе Хижину Отшельника, мой
мальчик", – с этими словами она исчезла. Так закончилась наша
короткая встреча.
Вот и вся моя история.
Глава 44
Мы сидели в тишине. До рассвета оставалось часа два, и мне
казалось, будто вся моя жизнь собрана в комочек, прижатый к сердцу, и, хотя я
был грешником, сейчас не совершил греха и ничего не утаил. Я раскрыл все карты
и теперь гадал, нет ли где сейчас поблизости Гоблина, слушал ли он меня или
нет.
Лестат, молчавший все это долгое время, выждал весомую паузу,
а потом заговорил:
– Твой эпилог был очень подробный, но ты не упомянул об
одной персоне. Что стало с Моной Мэйфейр?
Я поморщился.
– Я так и не получил ни одного сообщения по электронной
почте, ни одного телефонного звонка от Моны, и за это я благодарю Бога. Майкл
или Роуан однако периодически позванивают. Я слушаю их, а сам дрожу. А вдруг
эта всесильная пара поймет что-то по тембру моего голоса? Но пока вроде бы
этого не случилось. Они сообщают мне последние новости. Мона находится в
изоляции. Мона на диализе. Моне не больно.
Примерно полгода назад или чуть больше Роуан прислала мне
отпечатанное письмо, написанное от имени Моны, где говорилось, что Моне удалили
матку, и она захотела, чтобы я это знал. "Возлюбленный Абеляр, я
освобождаю тебя от всех обещаний", – продиктовала Мона своей опекунше
Роуан. Все надеялись, что операция поможет Моне, но этого не произошло. Мона
все чаще и чаще нуждалась в диализе. Остались еще лекарственные средства,
которые они могли попробовать.
В ответ я совершил налет на все цветочные магазины Нового
Орлеана, где скупил все букеты, корзины и вазы с цветами, прибавив к ним
записки, продиктованные по телефону, в которых клялся в вечной любви. Я не
осмелился послать хоть что-нибудь, до чего дотрагивались мои руки. Мона могла
взять такую записку и сразу ощутить сидящее во мне зло. Я просто не мог так
рисковать.
