В течение девяти месяцев мы с Нэшем читали Диккенса.
Посвящали этому ранние вечера, прежде чем я отправлялся на охоту, когда мне не
грозили атаки Гоблина. Мы усаживались в два кресла у камина в комнате Нэша и по
очереди читали друг другу вслух. Мы снова пролистали страницы романов
"Большие надежды", "Дэвид Копперфилд" и "Лавка
древностей". Мы также читали "Гамлета", заставлявшего меня
втайне горевать о Моне, "Макбета", "Короля Лира" и
"Отелло". Обычно мы расставались в одиннадцать. В те редкие дни,
когда тетушка Куин заставляла себя потерпеть дневной свет, отправляясь по
магазинам за новыми камеями или нарядами, Нэш ее сопровождал.
Все прочие вечера Нэш смотрел фильмы с тетушкой Куин,
Жасмин, сиделкой Синди и другими – весьма разношерстная компания. Даже Большая
Рамона пристрастилась к этим сеансам.
А потом Нэш вернулся в Калифорнию, чтобы получить докторскую
степень, а когда он вернется, то вновь станет сопровождать тетушку Куин. Ей
очень его не хватает и, как она сама тебе сегодня сказала, сейчас у нее нет
компании, и от этого ей очень больно.
Пэтси неплохо держится на своем коктейле из лекарств,
которым ее пичкают от СПИДа, она даже понемногу работает со своей группой. С
Сеймором мы уладили дело без суда, заплатив огромные деньги. Но, получив их, он
вскоре умер. Пэтси поклялась, что не заражает людей. Но сейчас в суде лежат еще
два иска на нее от бывших музыкантов группы. Все это измотало Пэтси. Ей
нравится жить в большом доме, в гостевой спальне в конце коридора. Я не часто с
ней разговариваю, потому что каждую ночь, поднимаясь по лестнице, испытываю
непреодолимое желание ее убить. Я читаю ее мысли, сам не желая того, и я знаю,
что она по собственной беспечности могла перезаразить кучу людей, да и сейчас
это не исключено, хотя теперь все про нее знают. Меня так и тянет лишить ее
жизни, так что приходится держаться подальше.
Но позволь мне продолжить.
С первой же ночи после моего возвращения я пытаюсь освоить
свои новые возможности и улучшить свое мастерство.
Внутри семьи я сдерживаю свой телепатический дар, да и с
чужими людьми тоже, если не считать жертв, потому что чтение чрких мыслей
кажется мне неприличным, да и шуму много в голове.
Я часто летаю по воздуху, тренируюсь в скорости. Я
переношусь в Хижину Отшельника и уже оттуда в далекие таверны и придорожные
пивные, где охочусь на бродяг и злодеев, но в основном я практикую насыщение
парой глотков, довольно успешно. Даже когда я пил кровь вволю, я почти всегда
оставлял жертву живой. Я научился, как говорил Арион, проникнуть в чужое зло и
сделать его частью себя на несколько важных мгновений.
Я никогда не отправляюсь на охоту до полуночи. И разумеется,
Гоблин всегда нападает на меня сразу после насыщения. Я обычно не прихожу домой
до его атаки. Не хочу, чтобы он каким-то образом потревожил моих родных. Но
иногда случается, что я ошибаюсь в расчетах.
До сегодняшней ночи, когда я чуть не погубил Стирлинга
Оливера, я не совершил ни одного проступка против морали.
Но Гоблин с каждым разом становится все ожесточеннее, а что
касается моих попыток поговорить с ним, то они все безуспешны. Он отказывается
со мной говорить. Видимо, он считает, что я каким-то образом предал его, став
тем, кто я есть, и теперь он будет брать у меня то, что хочет, – кровь. И
чувства тут или разговоры ни к чему.
Конечно, он может посчитать за предательство и мое долгое
пребывание в Европе.
Я пытался поговорить с ним, но все бесполезно. Он редко
появляется просто так. Я вижу его только после насыщения.
А за последний год, когда я доказал самому себе, что могу
охотиться, что могу выжить, что могу находиться рядом с тетушкой Куин, Нэшем и
Жасмин, что могу быть рядом с сыном, что каждую ночь своей жизни я способен
растворяться в людской толпе, а потом прятаться в своей могиле, так вот, за
последний год Гоблин настолько окреп и озлобился, что я решил просить тебя о
помощи. Думаю, я обратился к тебе из-за своего одиночества.
Кажется, я уже говорил, что знаю, как вернуться к Петронии,
но я не хочу этого делать. Мне не нужна ее презрительная холодность. Я не
нуждаюсь и в ласковом безразличии Ариона. Что касается старика, то он хотя и
откроет мне свою душу, но все равно, как мне кажется, останется в плену своего
маразма. Что каждый из них знает о таком духе, вроде Гоблина? Я пришел к тебе
за помощью. Ты много времени провел среди духов. Я рисковал, обращаясь к тебе.
Я уверен, что Гоблин представляет угрозу не только для меня,
но и для остальных, и одно теперь совершенно точно – он научился путешествовать
со мной на какие угодно расстояния.
Теперь он привязан ко мне каким-то другим образом, наверное,
это связано с кровью. Да что там, я уверен, что это связано с кровью. Кровь
связала его со мной сильнее, чем раньше, разорвав его связь с фермой Блэквуд.
Вполне вероятно, что расстояние, которое он способен
преодолеть, не безгранично, но дело все в том, что я сам не могу отказаться от
фермы Блэквуд. Я не способен покинуть тех, кто во мне нуждается. Я не хочу их
покидать. И как следствие – я должен вступать с Гоблином в противоборство
здесь, за свой дом и свою жизнь, если я намерен существовать и дальше.
Я чувствую огромную ответственность за Гоблина. Ведь это я
его создал, я его взрастил и сделал из него того, кто он есть. Что, если ему
взбредет в голову навредить кому-то еще?
Осталась последняя подробность, и мой рассказ подойдет к
концу.
После того как я покинул Неаполь, я еще один раз видел
Петронию. Я сидел в Хижине Отшельника, среди всей роскоши, сияющего мрамора и
торшеров, мечтал, думал, печалился, сам точно не знаю, рисовал в своем
воображении яркие картины собственных несчастий, когда она поднялась по
ступеням крыльца, такая нарядная, в белом костюме с жилетом и распущенными
волосами, украшенными нитями бриллиантов. В руках она держала небольшой
темно-зеленый бархатный мешок, из которого начала вынимать твои книги.
"Это Вампирские Хроники, – сказал Петрония. –
Тебе нужно их прочесть. Мы рассказывали о них, но не знаем, слушал ли ты нас
тогда. Запомни одно – нельзя охотиться в Новом Орлеане".
"Убирайся отсюда, я ненавижу и презираю тебя, –
сказал я в ответ. – Наша сделка отменена, я уже тебе говорил. Это место
мое!" – Я поднялся и, подбежав к ней, изо всех сил ударил ее по лицу, пока
она не опомнилась. Кровь потекла из ранок на ее губе, куда впились клыки, кровь
закапала ее белый жилет, и Петрония пришла в бешенство. Не успел я отпрянуть и
приготовиться, она уже колотила меня вовсю, а потом сбила с ног и начала
пинать.
"Какой чудесный прием, – сказала она, снова и
снова всаживая носок ботинка между моих ребер. – Ты само воплощение
благодарности".
