– Я рок-музыкант, мадам, – сообщил тетушке
Лестат. – Сами знаете, в наши дни рокер может рядиться во что угодно, даже
в широкополый сюртук, если пожелает, вот я и потакаю всем своим прихотям. Я
склонен к театральности, и эта черта во мне неистребима. А в тех случаях, когда
есть возможность проявить собственную эксцентричность, я становлюсь совершенно
неуправляемым и сметаю все препятствия на своем пути. Знаете, моя любовь к
антиквариату превратилась в самую настоящую манию.
– О, это великолепная страсть, – откликнулась
тетушка, явно наслаждаясь его обществом.
Лестат тем временем отошел в тень и снова присоединился ко
мне.
– Как вы оба красивы, мои мальчики! – восхищенно
выдохнула тетушка и вновь обратилась к Лестату. – Вы ведь знаете, мать
Квинна певица, хотя в каком именно жанре, я даже не могу точно сказать.
Для Лестата это было новостью, и он, бросив на меня
любопытный взгляд, хитровато улыбнулся.
– Она поет в стиле кантри, – поспешил я
пояснить. – И обладает сильным голосом. Ее зовут Пэтси Блэквуд.
– То, что она поет, очень отдаленно напоминает стиль
кантри, – заметила тетушка с легким неодобрением. – Впрочем, сама
Пэтси, кажется, называет это "кантри-поп". Однако у нее хороший
голос, а иногда получаются неплохие стихи. Особенно удачны печальные баллады в
кельтском стиле, хотя сама она этого не сознает. Ее так и тянет на минорные
песенки блугрэсс
[7]
, и если бы она прислушивалась к себе и пела
то, что действительно любит, а не то, что, как ей кажется, следует петь, то,
возможно, добилась бы настоящей славы, о которой так мечтает.
Тетушка Куин вздохнула.
Я поразился не столько мудрости ее слов, сколько их, так
сказать, нелояльности: раньше она никогда не критиковала своих родственников.
Видимо, под пристальным взглядом Лестата в ее душе что-то всколыхнулось. Не
исключено, что он прибег к магии, и теперь тетушка откровенно высказывала свои
самые тайные мысли.
– Молодой человек. – Она вновь перевела взгляд на
гостя. – Отныне и навеки я ваша тетушка Куин. Но как величать вас?
– Лестат, мадам, – ответил он, сделав ударение на
последнем слоге. – Я тоже не очень знаменит, а в последнее время вообще
перестал петь, разве что только для себя, когда гоняю как сумасшедший на своем
черном "порше" или с головокружительной скоростью несусь на
мотоцикле. Вот тогда я превращаюсь в самого настоящего Паваротти...
– О, вы ни в коем случае не должны превышать
скорость! – неожиданно серьезно объявила тетушка Куин. – Именно так я
потеряла своего мужа, Джона Маккуина. У нас только что появился новый
"бугатти". Вы ведь знаете марку "бугатти"? – (Лестат
кивнул.) – Муж чрезвычайно гордился этой чудесной спортивной машиной. И вот
однажды в безоблачный летний день мы неслись по шоссе вдоль Тихого океана, со
скрипом тормозя на поворотах, – хотели скорее попасть на калифорнийское
побережье. Внезапно Джон потерял управление и вылетел из машины прямо через
лобовое стекло. Он умер на месте. А когда я очнулась, то увидела, что лежу в
нескольких дюймах от края скалы, которая обрывалась прямо в море, и ко мне
бегут люди.
– Ужасно, – тоже очень серьезно заметил
Лестат. – Это было давно?
– Ну конечно, очень давно, когда я была настолько
глупа, чтобы допустить такое. После я так и не вышла во второй раз замуж. Мы,
Блэквуды, никогда не заключаем повторные браки. А Джон Маккуин оставил мне
целое состояние – хоть какое-то утешение. Я больше не встретила такого, как он,
полного страсти и множества счастливых заблуждений. Признаюсь, не особенно и
старалась. – Она покачала головой, словно сожалея о прошлом. – Ох,
что-то мы заговорили о мрачном. Он похоронен в склепе Блэквудов на кладбище в
Метэри. У нас там большая усыпальница, похожая на часовню. Скоро и я займу там
свое место.
– О господи, только не это! – прошептал я, не на
шутку испугавшись.
– А ты пока помолчи, – велела мне тетушка. –
Лестат, мой дорогой, расскажите мне о своей одежде, о своих столь странных и
смелых пристрастиях. Мне очень импонирует ваш вкус. Представляю, как вы
несетесь на мотоцикле в своем великолепном сюртуке. Картина довольно забавная,
должна признаться.
– Знаете, мадам, мое увлечение сценой и жажда завладеть
микрофоном давно в прошлом, но от причудливых нарядов я ни за что не
откажусь. – Лестат тихо рассмеялся. – Не в силах отказаться. Я
пленник капризной моды, но сегодня, как видите, одет довольно просто, хотя мог
бы нацепить ворох кружев и бриллиантовые запонки. А еще я завидую Квинну за то,
что он носит такую щегольскую кожаную куртку. Наверное, меня можно было бы
назвать готом
[8]
. – Он взглянул на меня так непринужденно,
словно мы были обычными людьми. – Кажется, так теперь называют щеголей,
предпочитающих наряжаться по моде прошлого?
– Кажется, так, – кивнул я, пытаясь говорить в том
же тоне.
Эта маленькая речь Лестата заставила тетушку Куин
расхохотаться. Она сразу позабыла о Джоне Маккуине, который действительно умер
давным-давно и уже успел кануть в легенду, и вернулась к расспросам:
– Какое необычное имя – Лестат... Оно что-нибудь
означает?
– Если память меня не подводит, абсолютно ничего,
мадам. А сейчас смысла в нем еще меньше, чем в прежние времена. Имя составлено
из начальных букв имен шести моих старших братьев. С годами во мне развилась не
злобная, но отчаянная ненависть как к братьям, так и к их именам.
И снова тетушка Куин рассмеялась, покоренная своим
собеседником.
– Седьмой сын, – удивленно произнесла она. –
Это дарует определенную власть, которую я глубоко уважаю. Вы наделены
красноречием. Мне кажется, вы станете отличным другом и поддержкой Квинну.
– К этому и стремлюсь – стать для него хорошим
другом, – не замедлил откликнуться Лестат. – Боюсь, однако, что
злоупотребляю вашим гостеприимством.
