"Теперь ты питаешься кровью смертных, – сказал
Арион в своей обычной изящной манере. – Такова твоя природа. Охотники за
Кровью ходят по земле с незапамятных времен, или и того раньше. Существуют
старые мифы, некоторые из них даже записаны, что некогда средь нас жили
родители, от которых нам и досталась древняя кровь. Все, что с ними
происходило, случалось и с нами, и поэтому они навсегда должны остаться в
неприкосновенности. Впрочем, я дам тебе почитать книги, где записаны эти
легенды..."
Арион замолчал, оглядывая кафе. Мне стало любопытно, что же
он видит. Лично я видел кровь в каждом лице. И слышал кровь в каждом голосе.
Усилием воли я мог прочесть мысли любого посетителя. Арион продолжил:
"Достаточно сказать, что Мать очнулась от своей
тысячелетней дремы и в бешенстве уничтожила многих своих детей. Передвигалась
она наугад, и я благодарю богов, что она пропустила нас. Я бы не смог
противостоять ее силе, ибо она обладала Мысленным даром – то есть способностью
уничтожать усилием воли, и Огненным даром – иначе говоря, способностью
поджигать усилием воли, и она сжигала тех Охотников за Кровью, которых
находила, а находила она немало – целые сотни. Наконец она сама была
уничтожена, и священное ядро – изначальная кровь, от которой мы все
родились, – перешло к другой, иначе мы все бы усохли, как цветы на мертвой
лиане. Но корень сохранился до сих пор".
"А тот, кому досталось ядро или корень, он очень
старый?"
"Это женщина, – ответил Арион, – и она такая
же древняя, такая же старая, как была Мать. У нее нет ни малейшего желания
править, она стремится только хранить корень и жить дальше, наблюдая за ходом
времени, вдали от мира и его волнений. С таким возрастом, как у нее, проходит
зависимость от крови. Ей больше не нужно ее пить".
"А когда эта независимость придет ко мне?" –
спросил я.
Арион тихо рассмеялся.
"Через несколько тысяч лет, – ответил он. –
Хотя благодаря той крови, что я тебе дал, ты много ночей сможешь обходиться
лишь парой глотков или вообще без крови. Ты будешь мучиться, но не ослабеешь
настолько, чтобы умереть. В этом весь трюк, запомни. Не допускай такой
слабости, чтобы не было сил охотиться. Никогда так не делай. Пообещай мне".
"Тебе не все равно, что со мной будет?"
"Конечно, нет, – ответил он, – иначе меня бы
здесь с тобою не было. Я ведь дал тебе свою кровь, разве нет? – Он
засмеялся, но по-доброму. – Ты даже не представляешь, какой это подарок,
моя кровь. Я живу очень-очень долго. Говоря языком наших собратьев, я Дитя
Тысячелетий, и моя кровь считается слишком насыщенной для молодых и глупых, но
я считаю тебя умным, поэтому подарил тебе свою кровь. Будь ее достоин".
"Чего ты теперь ждешь от меня? Я знаю, что должен
убивать тех, кто творит зло, а других не трогать, и что насыщаться парой
глотков нужно изящно, украдкой, но чего еще ты ожидаешь?"
"Ничего, правда, – сказал он. – Ступай куда
хочешь и делай что хочешь. Чем себя занять, как жить дальше – все это ты должен
решить сам".
"А как ты поступил в свое время?" –
поинтересовался я.
"О, ты просишь меня вернуться в далекое прошлое. Для
меня Мастер и Создатель существовали в одном лице – это был великий литератор,
автор греческих трагедий, творивший до и во времена Эсхила. Он был скитальцем,
прежде чем осел в Афинах и принялся писать для театра. Во время странствий по
Индии он купил меня у хозяина, которого я почти не помню. Тот держал меня для
своей постели, правда, дал мне образование, чтобы я днем работал в его
библиотеке, а потом продал за высокую цену афинянину, который привез меня к
себе домой в Афины в качестве писца и постельного раба. Мне понравилась новая
жизнь. Мир сцены восхитил меня. Мы много работали над декорациями, репетировали
с хором и с одним-единственным актером, которого Феспид
[34]
впервые
вывел на сцену древнего театра.
Мой Мастер написал десятки пьес, среди них комедии,
трагедии, сатиры. Он создавал оды во славу атлетов-победителей и длинные
эпические поэмы. Были у него и лирические стихи, которые он писал для
собственного удовольствия. Всякий раз он будил меня среди ночи, чтобы я засел
за переписку или просто послушал. "Просыпайся, Арион, просыпайся, ты не
поверишь, что я сочинил!" – обычно говорил он, растолкав меня и сунув в
руку чашку с водой. Ты знаешь, что размер и ритм были для греков в те времена
очень важны. Он мастерски справлялся и с тем и с другим. Я не переставал
удивляться его уму.
Он сочинял произведения к каждому празднику, каждому
состязанию, по каждому удобному поводу, при этом не переставая трудиться над
всеми деталями представления, вплоть до процессии, продолжавшей спектакль, или
раскрашивания масок, которые надевали актеры. Это была его жизнь. То есть та
жизнь, которой он жил, когда мы не путешествовали.
Он с радостью отправлялся в другие греческие колонии, где
тоже работал в театре. Именно здесь, в Италии, он встретился с колдуньей,
наделившей его Силой. Мы жили тогда в этрусском городе, который позже
превратился в Помпеи, и хозяин готовил для греков театральное представление во
время праздника Диониса.
До сих пор помню ту ночь, когда он вернулся домой и поначалу
даже не хотел обращать на меня внимания, а потом подошел ко мне и, действуя
неловко, начал пить у меня кровь, и, когда уже казалось, что я вот-вот умру,
когда я был уверен, что мне не выжить, он дал мне свою Кровь, терзаясь
отчаянием, рыдая и умоляя понять его: он, мол, не знал, что с ним приключилось.
Так мы с ним стали вдвоем новообращенными. Мы были вместе
Детьми Крови. Он сжег свои пьесы, все до одной, сказав, что все его
произведения ничего не стоят. Он больше не принадлежал человечеству. До конца
своего существования он искал ведьм и колдуний – все надеялся, что они найдут
способ избавить его от Злой Крови. И он погиб прямо у меня на глазах, сжег
самого себя, едва прожив после той ночи двадцать пять лет. И я остался один,
ожесточенный сирота.
