Моя любимая тетушка была там, в своей комнате, и, как
всегда, великолепно выглядела, была чем-то занята и ничуть не расстроена тем,
что ей помешали.
Она сидела за мраморным столиком, стоявшим справа от трюмо,
и, похоже, пребывала в отличном настроении. Ближайший торшер и лампы под
вычурными абажурами на трюмо создавали в спальне причудливое освещение. На
мраморной столешнице в беспорядке лежали десятки камей, и тетушка рассматривала
их в лупу на длинной костяной ручке.
Она казалась ужасно хрупкой в своем стеганом атласном белом
халатике с застегнутым пряжкой поясом вокруг тонюсенькой талии, с белым
шелковым шарфом на шее, концы которого прятались под лацканами халатика. Поверх
шарфа красовалось любимое ожерелье тетушки из бриллиантов и жемчуга. Мягкие
седые волосы естественными волнами обрамляли лицо, а маленькие глазки
восторженно сияли, разглядывая камеи. Под столом, где полы халата расходились,
виднелись украшенные блестками розовые туфельки на высоченных каблуках – совсем
небезопасных для ее возраста. Мне захотелось предостеречь тетушку. Ходить на
таких шпильках – дело рискованное.
Ей удивительно подходило имя: тетушка Куин
[6]
,
и в душе я всегда гордился, что с самого моего рождения она неизменно была для
меня ангелом-хранителем. Я не боялся, что она догадается о неестественной
сущности Лестата – его загорелая кожа вводила в заблуждение любого. Хотя
невероятная красота могла, конечно, вызвать подозрение. Как бы то ни было, я в
этот момент ощущал себя на вершине счастья.
Я постарался взглянуть на комнату глазами Лестата и увидел
прелестную спальню с кроватью под балдахином в дальнем левом углу. Ее только
недавно переделали, украсив фестонами из розового атласа и косичками более
темного тона. Поверх аккуратно расправленного (что случалось не всегда)
покрывала громоздились горы подушек и декоративных подушечек. Дамастовая обивка
дивана и многочисленных кресел совпадала по цвету с балдахином над кроватью.
Жасмин, наша верная экономка, сидела в тени, шелковистая
темная кожа и тонкие черты лица придавали ей особенную красоту, вполне
сравнимую с тетушкиной. Она выглядела очень строгой в красном облегающем
платье, на высоких каблуках и с ниткой жемчуга вокруг шеи. Кажется, это я
подарил ей ожерелье.
Коротко поприветствовав меня взмахом руки, она вернулась к
своему занятию – наведению порядка на ночном столике, уставленном мелкими
вещицами, а когда тетушка Куин, подняв глаза, воскликнула взволнованно:
"Квинн!", Жасмин прервала работу и направилась к выходу.
В тот момент, когда она проскальзывала мимо нас с Лестатом,
мне вдруг нестерпимо захотелось обнять ее. В последний раз мы виделись
несколько ночей тому назад. Но я испугался, а затем подумал: "Нет, я буду
обнимать свою верную спутницу, сколько захочу, ничего не боясь, ведь я только
что насытился и тело мое наполнено теплом". На меня нахлынуло
всепоглощающее чувство радости, что я не проклят. Я почувствовал любовь и
великодушие и, шагнув назад, поймал Жасмин в объятия.
Мы остановились в тени холла.
Она была прекрасно сложена, с молочно-шоколадной кожей,
карими глазами и чрезвычайно густыми волосами, обесцвеченными до желтоватого
оттенка, которые она коротко подстригала, отчего голова казалась совершенно
круглой.
– А, вот и мой молодой хозяин. – Жасмин тоже
обняла меня. – Мой таинственный молодой хозяин. – Она прижала меня к
своему бюсту и опустила голову мне на грудь. – Мой непоседливый малыш,
которого я почти не вижу.
– Ты моя подружка навеки, – прошептал я, целуя ее
в макушку.
В столь тесном соседстве кровь жертвы сослужила мне хорошую
службу. А кроме того, я был полон надежд и потому слегка не в себе.
– Входи же, Квинн, – позвала меня тетушка.
Жасмин мягко подтолкнула меня к спальне, а сама направилась
к задней двери.
– Да ты, как я вижу, не один, а с другом! –
приветливо воскликнула тетушка, когда я появился на пороге с Лестатом.
В ее комнате было теплее, чем в остальной части дома.
Голос у тетушки Куин если и не был молодым, то, во всяком
случае, не выдавал ее истинного возраста, и говорила она с четкой дикцией
командира.
– Я так рада, что у тебя появилась компания. К тому же
такой превосходный молодой человек, – заметила она, мило, чуть иронично
улыбаясь Лестату. – Подойдите поближе, чтобы я могла вас рассмотреть.
Выйдите на свет.
– А вы, моя милая леди, прекрасны, как мечта.
Для выразительности Лестат произнес эти слова с чуть
усиленным французским акцентом и, склонившись через мраморный столик с камеями,
поцеловал тетушке Куин руку.
Несомненно, несмотря на возраст, она и была мечтой: хорошенькое
личико, не слишком худое, чуть удлиненное, тонкие губы, подкрашенные розовой
помадой, и глаза, окруженные тонкой сеточкой морщинок, но не утратившие яркой
голубизны. Бриллианты и жемчуга на ее груди, равно как и дорогие бриллиантовые
кольца на длинных пальцах, ошеломляли своей красотой.
Казалось, драгоценности составляли часть ее силы и
достоинства, а возраст лишь давал преимущество и увеличивал присущую ей
женственность.
– Подойди сюда, малыш, – велела она мне.
Я подошел к тетушке и наклонился, подставляя щеку для
поцелуя. Это вошло у нас в привычку, с тех пор как я дорос до шести футов
четырех дюймов. Она частенько брала мою голову руками и, поддразнивая,
отказывалась отпустить. Но на этот раз она так не сделала – видимо, ее внимание
было значительной степени поглощено обаятельным гостем, с улыбкой стоявшим
возле столика.
– Ах, какой чудесный на вас сюртук, – сказала она,
обращаясь к Лестату. – Настоящий сюртук с расклешенными полами. Где вы
такой сшили? И пуговицы идеально к нему подходят. Позвольте мне получше их
разглядеть. Вы, наверное, уже догадались, что я буквально помешана на камеях. А
в последние годы вообще ни о чем другом не думаю.
Лестат подошел к столику, а я ретировался, уступая ему
место. Меня вдруг охватил страх, довольно сильный, что тетушка может интуитивно
о чем-то догадаться, но уже в следующую минуту я понял, что Лестат полностью
владеет ситуацией.
Разве другой вампир, мой Создатель, когда-то точно так же не
околдовал тетушку Куин? Так какого черта я испугался?
Пока она разглядывала пуговицы, отметив, что на каждой из
них изображена одна из девяти греческих муз, Лестат смотрел на нее сверху вниз
и лучезарно улыбался, словно и правда был очарован. Я еще больше полюбил его за
это, ибо тетушка Куин была для меня самым дорогим человеком на свете. И теперь,
когда эти двое оказались вместе, я испытывал невыразимую радость.
