Она приступила к работе с неведомой ей доселе страстью. Она
не сражалась ради толпы, она вела бой ради собственной никчемной жизни. Она
боролась, чтобы доставить удовольствие Ариону, и отдавалась работе целиком. Ее
противниками были неловкость, нетерпеливость, злость. Она училась у всех
мастеров. Наблюдала. Копировала. Работала по камню, с драгоценными самородками,
раковинами. Освоила резец и маленькое сверло. Научилась всем тонкостям.
В конце второго года у нее были готовы образцы, чтобы
продемонстрировать Ариону, – чудные вещицы изумительной работы. Она
скопировала изображения богов и богинь, какие видела на фризах храмов. Она
создала портреты, копируя лучшие модели, украшавшие Форум. Ремесло она
превратила в искусство. Арион признался, что никогда не видел такой работы. Он
полюбил ее, и для нее это было счастье.
А потом наступили ужасные дни, когда проснулся Везувий,
принеся смерть в маленький идиллический городок, где все они были так
счастливы. Накануне извержения, ночью, Арион удрал на противоположный берег
Неаполитанского залива. Ранним вечером он почувствовал, что скоро произойдет
извержение. Петрония должна была проследить, чтобы все рабы в мастерских успели
спастись. Но только несколько из них прислушались к ее словам.
А когда все было кончено, когда воздух был полон пепла и
ядовитых испарений, когда море наполнилось телами, когда от Помпеи ничего не
осталось, Петрония явилась на виллу Ариона – то самое место, где мы теперь
находились, – и, рыдая, сообщила ему, что потерпела неудачу. С ней пришла
только жалкая горстка рабов.
"Нет, моя возлюбленная, – сказал он. – Ты
спасла самое дорогое для меня, ты спасла свою жизнь, когда я думал, что все
потеряно. Чем я могу тебя за это наградить, моя милая Петрония?" – А
через какое-то время он подарил ей Кровь, которую теперь она передавала мне.
Через какое-то время он сделал ее бессмертной, как теперь она делала
бессмертным меня.
Петрония отпустила руки. Мои губы соскользнули с ее
отростка, и я отстранился.
Я повалился на пол, но зато теперь я смотрел на все вокруг
другими глазами. И я чувствовал, что синяки и ушибы по всему моему телу
залечиваются. Я чувствовал, как боль уходит. Я сел, словно очнулся от сна, и
бросил взгляд в открытое окно на чистое лазурное вечернее небо, и его красота
так меня захватила, что я уже не слышал голосов в комнате.
Вошел Арион. Он приподнял меня так же легко, без усилий, как
это делала Петрония, потом показал себе на шею и велел пить.
"Нет, пожалуйста, подожди, – прошептал я. –
Позволь осознать то, что она о себе рассказала. Если не
возражаешь". – Я говорил с почтением, но Петрония налетела на меня,
одним ударом снова повалила на пол и придавила ногой.
"Отребье! – выругалась она. – Как ты смеешь
так отвечать Мастеру, и кто ты такой, чтобы смаковать все, что обо мне
узнал!"
"Петрония! – обратился к ней Арион. –
Хватит".
Он поднял меня с пола и сказал:
"Моя кровь придаст тебе больше сил. Возьми ее. Она
гораздо древнее ее крови, так что ты не будешь так сильно привязан к
Петронии".
Я чуть не расплакался от ее жестокости. Я так полюбил ее,
вкусив Крови, и это было глупо, очень глупо. Но раз теперь он велел пить, я
провел языком по зубам – сам не знаю почему. Оказалось, что мои два передних
зуба превратились в клыки, именно ими я прикоснулся к его горлу, как он велел,
и тут же ощутил поток крови и образов.
Не могу сказать, что я многое запомнил. Думаю, что он
каким-то образом благодаря особому умению охранял свое щедрое и старое сердце.
Даря мне Кровь и ее укрепляющую силу, он не раскрывал всех своих секретов. И
все же он одаривал меня чем-то невообразимо прекрасным, что наполнило мою
раненую душу после того, как Петрония дала мне отпор.
Я увидел Афины его глазами. Я увидел знаменитый Акрополь,
наполненный людьми, в полном расцвете. Я увидел храмы и блистательную живопись,
но не в том виде, в каком мы теперь воспринимаем все греческое искусство –
белым и чистым, а выполненным в ярких тонах синего, красного, розового – это
было чудо! Я видел площадь, заполненную людьми! Я видел город, целиком
раскинувшийся на пологих склонах горы. В голове роились бесценные виды, но при
чем тут был он, я не мог никак догадаться. Люди вокруг меня говорили на
каком-то языке, я ступал своими сандалиями по твердым каменным мостовым,
ежесекундно ощущая, как его кровь разливается по моим жилам, омывая мне сердце
и душу.
"Выбирай только злодеев, мое дитя, – сказал он,
пока его кровь все еще стучала у меня в висках. – Насыщайся только
злодеями. Когда выйдешь на охоту, проходи мимо невинных душ, если только не
готов насытиться парой глотков. Воспользуйся даром, который получишь от меня,
чтобы читать в умах и сердцах мужчин и женщин. И повсюду разыскивай злодея,
только от него бери кровь".
В конце концов, он отстранился от меня. Я облизнул кровь с
губ и вздохнул. Отныне и впредь это будет одной-единственной моей пищей. Я знал
это. Инстинктивно понял. И хотя мне очень понравился вкус его крови, как и
кровь Петронии, я жаждал попробовать обычной человеческой крови, чтобы познать
и ее вкус.
Он погладил мне лоб и волосы своими мягкими руками, заглянул
в глаза.
"Ищи только злодея, ты понял меня, юноша? Да, невинные
души так и манят. Невольно манят. И при этом они кажутся нам неповторимым
лакомством. Но запомни мои слова, они приведут тебя прямиком к сумасшествию – и
не важно, образован ты или нет. Со временем ты начнешь любить их и презирать
самого себя. Запомни мои слова, это трагедия Петронии. Для нее не существует
безвинности, а потому не существует ни совести, ни счастья. Вот так, в
страданиях, она и живет".
"Я следую твоим правилам", – возразила
Петрония. Я услышал ее голос совсем рядом.
"На этот раз ты их нарушила", –
многозначительно произнес Арион.
"Мой внук, мой собственный внук, – рыдал, бормоча
себе под нос, старик. – Ты нечестивый негодяй".
"Итак, он будет жить вечно, – торжественно
произнесла Петрония и рассмеялась. – Что еще я могу сделать? Что еще я
могу подарить?"
Я обернулся, чтобы посмотреть на нее. И взглянул на ее
приглушенную красоту новыми глазами как на какое-то чудо.
И я понял, что они сотворили со мной. Я не знал ни истории
этого деяния, ни его правил, ни его ограничений, ничего. Но я знал, что было
сделано.
А когда меня начала терзать мучительная боль, я
засомневался, что чувствую ее. Я решил, что, наверное, это одна из иллюзий, но
тут Арион пояснил:
