"Я тебе верю, – спокойно сказал он. – И ты
мне нравишься. Я вижу в твоем будущем много путешествий по свету, великолепные
приключения".
"Только не в одиночестве", – поспешил
добавить я.
"Так вот, в тот вечер, – продолжал Джулиен, –
когда члены клуба собрались здесь, партию выиграл Манфред Блэквуд, и свое желание
он попросил исполнить Джулиена Мэйфейра. Мы тут же отправились на его
автомобиле в Блэквуд-Мэнор, и тогда я увидел твой дом во всем его великолепии
при свете луны, колонны цвета магнолии – одну из тех южных фантазий, которые
постоянно подпитывают нас и в которые так редко верят северяне. Твой
прапрапрадед Манфред повел меня в дом, по скругленной лестнице, в пустую
спальню, где и объявил, что мне предстоит сделать.
Он достал искусную маску, с праздника Марди Гра, и
темно-красный бархатный плащ, подбитый золотым атласом, и сказал, что, надев
этот костюм, я должен лишить невинности юную жену Уильяма, так как сам Уильям,
который вскоре появился, оказался абсолютно не способен это сделать, а они оба,
Манфред и Уильям, видели такой обман в маске в недавней опере в Новом Орлеане и
решили, что это сработает в их случае.
"Но разве вашей жены не было с вами на этой
опере?" – спросил я Уильяма, ибо всего неделей раньше тоже видел эту оперу
в Новом Орлеане. "Да, – ответил Уильям. – Тем более она не
станет сопротивляться".
Alors. Я никогда не отказывался от девственниц, а тут,
испытывая только уважение и сострадание к молодой женщине, до сих пор не
испытавшей нежности и любви в брачную ночь, я надел маску и плащ и пошел
выполнять поручение, дав себе клятву добиться от молодой женщины слез экстаза
или считать себя проклятой душой. Достаточно будет сказать, что я вышел из
спальни минут через сорок пять, полным победителем, достигнувшим своих самых
высоких целей, и чувствовал, будто вступил на лестницу, ведущую в рай. От этого
союза родился твой прадед Гравье. Следишь, к чему я клоню?"
Я огорошенно молчал.
"Через несколько месяцев после рождения Гравье, –
продолжал Джулиен в той же самой приятной и на первой взгляд очаровательной
манере, – Уильям сумел, воспользовавшись моим советом, осуществить свои
супружеские обязанности с помощью маски и плаща, и никогда твоя прапрабабушка
не узнала, кто скрывался под маской в первый раз. Так и продолжалось их
супружеское счастье, как рассказывал мне Манфред, и все это время скромник
Уильям, видимо, был рабом маски и плаща.
Прошло время, и молодая женщина нашла свою награду на
небесах, как говорится, и Уильям взял себе вторую жену, но с ней произошло то
же самое: он не смог лишить ее невинности, как и первую, и Манфред снова
призвал меня надеть маску и плащ, что я и сделал, став отцом благородной дамы,
которую ты зовешь своей тетушкой Куин. Рассказываю я об этом потому, чтобы ты
знал: ты родня мне и всем моим родственникам".
Я безмолвствовал. Сидел и смотрел на него, чувствуя, как
кровь приливает к щекам, и пытался понять, о чем он сейчас мне говорит, пытался
взвесить услышанное, а внутренний голос твердил, что это невозможно, Джулиен не
может быть настолько стар, да он и не выглядел старым, а потому никак не мог
быть отцом Гравье, старшего брата тетушки Куин, или отцом самой тетушки –
впрочем, раздумывал я, быть может, он тогда был очень молод.
Но еще громче звучал второй голос, заглушая рассуждения
первого о годах и возрасте. Этот второй голос говорил: "Тарквиний, вы оба
с Моной видите призраков, и сейчас ты слышишь объяснение того, откуда взялась
эта тенденция. Эта кровь дяди Джулиена дала тебе эти гены, Тарквиний. Его кровь
дала тебе рецепторы, которые есть и у Моны".
Что касается письменного стола в гостиной Блэквуд-Мэнор,
вокруг которого то и дело бродит призрак Уильяма, то, вернувшись домой, я
собирался разобрать этот стол по дощечкам.
А пока я сидел в саду в состоянии шока. Решил выпить вторую
порцию шоколада и, схватив кувшин, наполнил чашку.
Джулиен потихоньку потягивал шоколад из своей.
"Я вовсе не стремился ранить тебя, Тарквиний, –
ласково сказал дядя Джулиен. – Как раз наоборот. Твоя юность и искренность
очень мне импонирует. Я вижу этот прелестный букет, который ты принес Моне, и
меня трогает, что ты с таким отчаянием хочешь любить ее".
"Я действительно ее люблю", – сказал я.
"Но в нашей семье, Тарквиний, очень близкие родственные
связи, опасно близкие. Тебе нельзя быть с Моной. Даже если бы вы оба были
совершеннолетние, моя кровь в ваших жилах исключает ваш союз. Я давно убедился,
что мои гены в потомках имеют тенденцию доминировать, и часто это является
причиной горя. Когда я был... когда я был бесшабашен, свободен и строптив,
когда я ненавидел бег времени и отчаянно стремился жить, меня не волновали
подобные вещи, но сейчас они меня очень волнуют. Можно сказать, я существую в
этом искупительном состоянии тревоги. Вот почему я должен предупредить тебя,
что ты не можешь быть с Моной. Предоставь Мону ее призракам, а сам ступай домой
– к своим".
"Ни за что, – заявил я. – Я хочу уважать вас
и действительно уважаю, хотя вы и обманули мою прародительницу, эту трепетную
деву, которую соблазнили в той самой кровати, в которой сплю теперь я. Но я
должен услышать из уст Моны, что она меня отвергает".
Джулиен сделал большой глоток горячего шоколада и задумчиво
отвел взгляд, словно находил утешение, любуясь ивой, кленом и огромной
магнолией, грозившей задушить молодую поросль.
"Ответь-ка, юноша, мне на один вопрос, – сказал
он. – Ты не чувствуешь странный запах в этом саду?"
"Конечно, чувствую, он довольно сильный, – ответил
я. – Я постеснялся спросить, когда обратил на него внимание. Такой
сладковатый запах".
Поведение Джулиена резко изменилось. От очаровательной
непринужденности он сразу перешел к печальной серьезности.
"Я еще раз вынужден повторить, mon fils, что ты
никогда, ни при каких условиях не должен быть с Моной, – сказал он. –
И прости меня, что я привел тебя в это место".
"Что вы хотите этим сказать? И вообще, зачем вы это говорите?
Разве мы не сможем хранить верность друг другу до совершеннолетия? Пройдет
каких-то три года, и Мона сможет сама все решать за себя, или нет? Она будет
жить в моем сердце, я стану носить в медальоне локон ее волос, а когда пробьет
час, мы вместе пойдем к алтарю".