Мы шли теперь по мощенной плиткой дорожке рядом с домом, и
справа от нас простирался огромный сад с самшитовыми кустами, высаженными по
периметру восьмиугольной лужайки. Время от времени на нашем пути попадались
греческие мраморные статуи – мне показалось, я узнал Гебу и купающуюся
Венеру, – клумбы изумительных весенних цветов и небольшие цитрусовые
деревца, среди них я заметил лимонное деревце с одним-единственным плодом
устрашающих размеров. Я даже остановился, чтобы рассмотреть его как следует.
"Ну разве не очаровательно? – поинтересовался мой
спутник. – Маленькое деревце отдает все свои силы одному лимону. Если бы
на нем росло много плодов, они, несомненно, были бы обычного размера Можно
сказать, клан Мэйфейров делает нечто подобное. Ладно, идем дальше".
"Вы говорите, имея в виду наследство, – уточнил
я. – Все достается одной-единственной наследнице, – продолжал
я, – и ее следует охранять от интрижек с недостойными кавалерами, каким,
вероятно, сочли и меня?"
"Mon fils, – сказал он, – тебя сочли слишком юным!
В тебе нет ничего недостойного. Просто Моне всего лишь пятнадцать, да и ты пока
не зрелый мужчина. А еще, должен признать, тебя окружает небольшая тайна,
которую я постараюсь развеять".
Мы поднялись на несколько каменных ступеней и теперь шли
вдоль огромного восьмиугольного бассейна. Кажется, тетушка Куин упоминала,
будто Майкл Карри чуть не утонул в этом бассейне? Я был сбит с толку. Повсюду
царила красота. И было очень-очень тихо.
Дядя Джулиен обратил мое внимание на то, что бассейн был
точно такой же формы, как и лужайка. И этот восьмиугольник повторялся в каждой
короткой балясине балюстрады.
"Одни узоры поверх других узоров, – сказал
он. – Узоры привлекают духов. Потерянные духи способны различать узоры,
поэтому им так нравятся старые дома, величественные особняки с огромными
комнатами, где чувствуется присутствие таких же духов. Иногда мне кажется, что
если в доме когда-то жили призраки, то в него легче попасть другим призракам.
Поразительная вещь. Но пойдем, я отведу тебя на задворки сада. Там нам не будут
мешать никакие узоры, и мы просто посидим немного под деревьями".
Все было так, как он сказал. Сойдя с выложенной плиткой
тропинки, опоясывавшей бассейн, и миновав большие двойные ворота, мы оказались
на бесформенной лужайке и направились к железному столику и стульям под
огромным дубом, где торчала редкая трава и проступали над почвой корни, и
молодые деревца, что росли справа от нас, – ивы, магнолии, клены – изо
всех силенок старались выглядеть рощицей.
На коре дуба я разглядел глубоко вырезанное слово
"Лэшер". В саду улавливался какой-то странный сладковатый запах,
слегка напоминавший аромат духов, – но я никак не мог связать его с
цветами, а спросить, чем пахнет, постеснялся.
Мы уселись за черный железный столик. Он был накрыт на двоих
– чашки, блюдца, высокий кувшин-термос, за который мой спутник сразу взялся.
"Что скажешь, raon fils, насчет горячего
шоколада?"
"Чудесно, – ответил я, рассмеявшись. – Просто
великолепно. Даже не ожидал". – Он наполнил мою чашку.
"А-а, – протянул он, наливая себе, – ты даже
не представляешь, какое это для меня наслаждение".
Мы сделали по маленькому глоточку и решили подождать, чтобы
шоколад немного остыл, и тут я увидел на тарелочке крекеры в виде фигурок
животных, и в голове сразу всплыли строки старого стихотворения Кристофера
Морли, в которых описывалась точно такая же трапеза:
Крекеры в виде зверей
И теплый глоток шоколада —
Ужина лучше, поверь,
В жизни мне просто не надо.
Внезапно дядя Джулиен процитировал, следующие две строчки:
Когда вырасту я и смогу
Все получить, что по нраву,
Только такую еду
Требовать стану по праву.
Мы оба расхохотались.
"Вы заказали это угощение, вспомнив
стихотворение?" – спросил я.
"Да, наверное, – ответил он. – А еще потому,
что думал, оно тебе понравится".
"Большое спасибо. Как предусмотрительно с вашей
стороны".
Я воспарил под небеса от счастья. Этот человек не собирался
разлучать меня с Моной. Он понимал, что такое любовь. Но я кое-что забыл.
Только сейчас до меня дошло, что я определенно слышал раньше имя Джулиена
Мэйфейра. Но в какой связи – я никак не мог вспомнить... Во всяком случае, я
слышал его не от Моны. Точно.
Я бросил взгляд налево, на длинный трехэтажный особняк
Мэйфейров, такой огромный и тихий. Мне не хотелось, чтобы он остался для меня
закрытым.
"А вы слышали о Блэквуд-Мэнор? – неожиданно
спросил я. – Его построили в восьмидесятых годах девятнадцатого века. Этот
дом гораздо старше. Мы живем за городом. Но у вас здесь тишина и очарование
сельской местности".
Я вдруг почувствовал себя глупо из-за собственной
откровенности. Что я пытался доказать?
"Да, я знаю тот дом, – ответил Джулиен, приятно
улыбаясь. – Очень красивый. А попал я туда в связи с одним жутким и в то
же время романтическим случаем, в детали которого я не стану вдаваться, расскажу
лишь самое главное. Этот случай напрямую касается твоей любви к Моне. Так что,
как говорится, да будет свет".
"Что такое?" – я внезапно встревожился.
К этому времени шоколад остыл до идеальной температуры. Мы
выпили его одновременно. Дядя Джулиен вздохнул от удовольствия и сразу еще раз
наполнил наши чашки. Как сказала бы Мона, шоколад был обалденно вкусен. Но где
же Мона?
"Прошу вас, расскажите все, – сказал я. – При
чем здесь моя любовь к Моне?" – Я невольно начал подсчитывать, сколько ему
может быть лет. Больше, чем было бы сейчас Папашке? Но он точно моложе тетушки
Куин.
"Случилось это во времена твоего прапрапрадедушки
Манфреда, – сказал дядя Джулиен. – Мы с ним принадлежали к одному
карточному клубу, здесь, в Новом Орлеане. Это был модный тайный клуб, где мы
разыгрывали партии в покер, но не на деньги, а на желания победителя. Мы играли
в этом самом доме, как сейчас помню, а у твоего предка Манфреда был сын,
Уильям, молодожен, который очень боялся всех свалившихся на него тягот,
связанных с Блэквуд-Мэнор. Можешь себе такое представить?"
"Что он был задавлен этим домом? Вполне могу, хотя сам
так не чувствую, – ответил я. – Сейчас я в доме хозяин, и мне это
нравится".
Дядя Джулиен мягко улыбнулся.
