– Вам известно его имя, – продолжал Лестат, –
вы знаете, где он живет, знаете его семью. Все это стало мне ясно еще до того,
как я остановил его неумелое нападение. Теперь вы знаете, что он, как
говорится, один из нас. И вы должны не просто избегать упоминания о нем в
отчетах, но раз и навсегда оставить его в покое.
Стирлинг с минуту смотрел на Лестата, потом кивнул.
– Посмейте только приблизиться к нему хоть на шаг,
посмейте ополчиться против него – и, Бог свидетель, я сотру вас с лица
земли, – заявил тот. – Уничтожу всех до единого. Останутся только
пустые библиотеки и набитые доверху архивами подземелья. Начну с Обители в
Луизиане, а потом очередь дойдет и до других, во всех уголках мира. Это не
составит мне никакого труда. Я буду расправляться с каждым в отдельности. Даже
если наши древние встанут на вашу защиту, это случится не сразу, так что я
успею достаточно вам навредить.
Меня попеременно охватывали то страх, то изумление.
– Понятно, – обрел наконец дар речи
Стирлинг. – Вы хотите его защитить. Слава богу! Я, разумеется, рад.
– Мне бы хотелось, чтобы вы меня поняли
правильно. – Лестат в очередной раз бросил на меня взгляд. – Он еще
молод и невинен, и мне решать – жить ему или нет.
Мне показалось, что Стирлинг тихо охнул.
Что до меня, то я вновь испытал огромное облегчение, которое
тут же сменилось приступом вполне оправданного страха.
Лестат махнул рукой в сторону двери.
– Нужно ли добавлять, что вы должны немедленно покинуть
мой дом и больше никогда не переступать его порог без приглашения?
Стирлинг тут же поднялся, а следом и я. Встретившись с ним
взглядом, я еще более отчетливо, чем прежде, осознал, что сегодня ночью чуть
было не лишил этого человека жизни, и от стыда едва не провалился сквозь землю.
– До свидания, друг, – с трудом выговорил я,
стараясь совладать с голосом, потом неловко потянулся к руке своего бывшего
наставника и крепко ее пожал.
Лицо его смягчилось.
– Квинн, – негромко произнес он. – Мой
храбрый Квинн. – И повернулся к Лестату: – Прощайте, Лестат де Лионкур.
Наверное, мало сказать, что я в глубоком долгу перед вами.
– Мало, но я всю жизнь окружен неблагодарными, – с
хитрой улыбкой откликнулся Лестат. – Ступайте, мистер Оливер. К счастью,
всего в паре кварталов отсюда вас поджидает лимузин. Не думаю, что вам сейчас
по силам долго идти пешком или сесть за руль.
– Вы правы, – ответил Стирлинг.
Не тратя времени на дальнейшие разговоры, он поспешил в
коридор, а оттуда – на черный ход. Вскоре на железной лестнице послышались его
тяжелые торопливые шаги.
Лестат тоже поднялся и, подойдя ко мне, жестом пригласил
снова присесть. Потом взял мою голову обеими руками – нежно, не сдавливая, не
причиняя боли.
Я был слишком напуган и не мог даже пошевелиться, а только
спокойно смотрел ему в глаза и вновь отметил про себя, что один глаз на
какую-то долю дюйма больше другого. Отогнав саму мысль об этом, я постарался
мысленно выразить только одно: "Я выполню все, о чем ты попросишь".
Потом, сам того не желая, прикрыл веки, словно ожидал получить пощечину.
– Ты думаешь, я собираюсь тебя убить? –
послышалось у меня над головой.
– Надеюсь, нет, – дрожащим голосом ответил я.
– Идем, братишка, – сказал Лестат. – Пора
оставить это хорошенькое гнездышко на милость тех, кто о нем так много знает. А
ты, мой юный друг, должен подкрепиться.
Он крепко обнял меня, и в ушах засвистел воздух. Я изо всех
сил прижался к нему, хотя, наверное, это было лишним, и мы взмыли в ночное
небо, к облакам.
Глава 4
Я словно вновь путешествовал с моим Создателем – та же
скорость, высота, то же тесное объятие. Я полностью доверился Лестату.
А потом началось резкое снижение.
Меня трясло, когда Лестат разжал руки, и я чуть не упал, но
головокружение быстро прошло.
Мы стояли на террасе. В комнате, от которой нас отделяла
приоткрытая стеклянная дверь, горел свет. Обстановка была по-современному
скучной, хотя и подобрана со вкусом: обтянутые бежевым бархатом кресла и
диваны, неизменный большой телевизор, приглушенный свет ламп, несколько
стеклянных столиков на металлических ножках.
Мы увидели двух чрезвычайно хорошеньких молодых брюнеток,
одна возилась с чемоданом, лежавшим на кофейном столике, а другая, сидя перед
зеркалом, расчесывала длинные волосы. Их темно-оливковые тела были едва
прикрыты коротенькими шелковыми платьицами, очень модными и мало что
скрывавшими.
Лестат вновь обнял меня и мягко сдавил плечо.
– Что подсказывает тебе разум? – шепотом
поинтересовался он.
Я пустил в ход Мысленный дар, нацелившись на ту, что сидела
перед зеркалом, и мгновенно уловил отголосок убийства. Вторая женщина оказалась
еще более привычной к злодействам. Похоже, обе они имели отношение к
преступлению, которое происходило в эту самую минуту где-то далеко от этого
места.
Здание, в котором мы оказались, было элегантным отелем, а
комната за стеклянной дверью – спальней. От стаканов, что стояли на одном из
столиков, исходил запах джина. До меня донесся аромат свежих цветов, ну и,
конечно, ни с чем не сравнимый аромат жертвы – оправданной жертвы.
Жажда стала нестерпимой. Жажда затуманила глаза. Я
почувствовал вкус крови, словно она уже потекла мне в рот, а вместе с ним – как
это всегда случалось со мной перед насыщением – ощутил бездонную, исполненную
отчаяния, всепоглощающую пустоту. "Ты никогда не насытишься. Ничто не
поможет тебе утолить этот нестерпимый голод", – твердил мне
внутренний голос.
– Вот именно, оправданная жертва, – тихо произнес
Лестат. – Но мы, как бы нам того ни хотелось, не заставим их страдать.
– Конечно, – равнодушно отозвался я. – Можно
я возьму себе ту, что сидит перед зеркалом?
– Почему именно ее?
– Потому что на ее лице, отраженном в зеркале, написана
жестокость.
Лестат кивнул.
Мы потихоньку открыли дверь и шагнули в прохладную свежесть
комнаты. Но жажда была слишком велика, чтобы эта прохлада успела охладить мой
пыл. Невероятно велика.
Женщины закричали. Они спрашивали, откуда мы взялись и кто
мы такие. За вопросами последовали угрозы и вульгарная брань.
