Глава 27
Стоило мне увидеть гарнитур белой плетеной мебели, как я тут
же признал в нем тот, что видел во сне. По спине у меня побежали холодные
мурашки, удушливой волной нахлынула паника, так что я чуть не застучал зубами.
В голове у меня звучал голос Ревекки, и я боялся, что опять
отключусь. Когда я описывал эти приступы дурноты врачам в Мэйфейровском
медицинском центре, то те говорили о кратковременных припадках.
Но как мог такой диагноз объяснить происходящее – что я
видел перед собой мебель, приснившуюся мне когда-то во сне? А дело, видимо,
было в том, что версия с припадками здесь не годилась.
"Мона, любимая, – сказал я, когда мы приблизились
к столу, – ты мне нужна".
"Больше всего в этом мире тебе нужно поговорить со
Стирлингом Оливером", – ответила она, но я заметил в ее взгляде
страсть, я увидел, что она сдерживается, я увидел свидетельство того, что наши
отношения развиваются.
"А всем нам нужно поужинать", – сказала
тетушка Куин, приветствуя меня поцелуем. Потом она поцеловала и Мону.
"А знаешь, дорогая, – сказала тетушка Куин, –
ты по-настоящему красива".
Тетушка Куин принарядилась для ужина: мешковатое платье из
бежевого атласа, длинные нитки жемчуга, камея у горла и блестящие туфли на
шпильках, какие я еще не видел. Полоска на туфлях, закрывавшая пальчики, была
усыпана бриллиантами, и великолепная камея, изображавшая Аполлона с лирой, была
тоже обрамлена крошечными бриллиантиками.
Кресло и стол, накрытый к ужину, освещал мягкий свет
прожекторов со стороны дома, а также кольцо свечей в
фонарях-"молниях". Плетеная мебель с большим количеством мелких
деталей была прекрасно сконструирована – за такой гарнитур любой антиквар с
готовностью выложил бы целое состояние – и, пока я рассматривал все эти кресла
и диван, я вспомнил атмосферу сна. Ревекка произнесла мне на ухо:
"Рыжеволосая сучка". Во сне я попробовал кофе. Ощутил холодок,
пробежавший по всему телу. Снова заговорила Ревекка: "До тех пор, пока все
здесь не сгорит дотла". Меня накрыло волной ужаса. "Жизнь за мою
жизнь. Смерть за мою смерть".
Мы уселись в свежевыкрашенные плетеные кресла, Гоблин, как
всегда, разместился слева от меня. А ведь я даже не подумал попросить для него
отдельное кресло.
Меня переполняли другие чувства. Едва взглянув на Мону, я
захотел тотчас отнести ее наверх, в свою спальню. Но тут сквозь радостные мысли
прорвалось воспоминание о страданиях Ревекки, являвшейся мне во сне. Может,
этот сон и был ее местью? Сжечь дом дотла? И другого средства избавления не
существует? "Жизнь за мою жизнь..." Усилием воли я постарался
переключиться на то, что происходило сейчас вокруг меня. Ради Моны я должен
быть мужчиной. Сейчас не место и не время превращаться в какой-то неестественный
гибрид.
Жасмин, изумительно выглядевшая в приталенном фиолетовом
костюме с легкой белой блузкой, принесла нам цыпленка с эстрагоном и рис.
Большая Рамона, как всегда в накрахмаленном белом фартуке, разливала вино.
Я видел, что тетушка Куин сотворила с Жасмин какое-то чудо.
Жасмин, видимо, осознала перемену своего статуса, в ней появился блеск, и уж
конечно, не я был тому причиной.
"Взгляните на туфельки этих прелестных дам, –
обратился я к Нэшу и Моне, – так и хочется поцеловать их ножки".
"Ешь лучше свой ужин, маленький хозяин, – едва
слышно произнесла Жасмин. – Моих ножек тебе не целовать".
Мона расхохоталась.
"Ничто не доставляет такого наслаждения, как
излишество, – заметил с улыбкой Нэш. – Должен сказать, для меня
огромное удовольствие находиться здесь среди всего этого великолепия. Я нигде
не слышал такого пения цикад, кроме как здесь, в Луизиане".
"А как ты провел день? – поинтересовался я. –
Мне кажется, полюбив Мону, я перестал обращать на тебя внимание, но, когда
знакомишься со своей будущей женой, уже ни о чем другом думать не можешь. Я
стал счастливым безумцем".
"Так и должно быть, – ответил он. – А обо мне
не стоит беспокоиться. Здесь все внове для меня, буквально все завораживает. Я
прекрасно провел время. После обеда поспал подольше, а затем получил огромное
удовольствие, знакомясь со знаменитой коллекцией камей твоей тетушки
Куин".
"Камеи, – произнесла Мона. – Значит ли это,
что у вас больше камей, чем мы видели в витрине гостиной?"
"Намного больше, – ответила тетушка Куин. – Я
собирала их всю жизнь, и ты можешь себе представить, как это долго. – Она
сменила тему: – Предлагаю тост за Мону Мэйфейр, нашу прелестную молодую гостью,
и за Нэша Пенфилда, который вскоре повезет нас в большое турне, и за моего
внучатого племянника, который с сегодняшнего дня вступил в свою часть
наследства".
"Мона едет с нами в Европу, тетушка Куин, – заявил
я. – Не могли бы мы каким-то образом выехать до полуночи? Мона отправится
в путешествие в качестве моей новобрачной".
Мона слегка вздрогнула, но не рассмеялась. Она лишь подарила
мне ослепительную улыбку, а затем наклонилась и смело поцеловала в щеку.
"Ты в самом деле готов жениться на мне сегодня
вечером? – спросила она. – Мне кажется, ты действительно до обалдения
в меня влюбился".
"Раз и навсегда, – сказал я. – Но нам
необязательно ждать церемонии. Мы могли бы вылететь сегодня и пожениться в
Париже. Тетушка Куин все время так делает... то есть летает. Нам, конечно,
понадобится твой паспорт, но я поеду с тобой в твой дом..."
"Дорогой, – сказала тетушка Куин, – думаю, в
этом нет необходимости. Мне кажется, приехали Мэйфейры".
Огромный черный лимузин, такой же как у тетушки Куин,
хрустел по гравию подъездной аллеи, неуклюже подкатывая к парадному крыльцу,
где и остановился.
Мона обернулась, затем снова села, как прежде, и взглянула
на меня. В ее глазах стояли слезы.
"Тарквиний, – сказала она, – ты действительно
хочешь увезти меня сегодня вечером?"
"Да, не сомневайся! – воскликнул я. – Тетушка
Куин, ты ведь всегда хотела, чтобы я поехал в Европу, чтобы я стал
образованным! Нэш, ты сможешь обучать нас двоих". – Я был готов
умереть за Мону, я знал это. Я был готов сразиться с любым из той машины.
"Нэш, – сказала тетушка Куин, – ступайте и
поприветствуйте их за меня, дорогой. Я верю, что охранник собирается что-то
предпринять. Отзовите его, а то я не успею пересечь лужайку на таких каблуках.
Побудьте нашим представителем, хорошо, дорогой?"