Мы обо всем договорились, и тетушка Куин поднялась в знак
окончания встречи. Жасмин, промолчавшая всю беседу, тоже встала, но я так и
сидел, погрузившись в размышления.
"А мальчик знает?" – спросил я.
"Не уверен, – ответил Грейди, бросив взгляд на
тетушку Куин. – Мы с вами можем это обсудить".
"Да, конечно, обсудим, речь ведь идет о семье, где
шестеро детей живут в одном прицепе. Господи, ведь она такая красавица. Самое
меньшее, что я могла бы сделать, – это приобрести для хорошей женщины
приличный дом, если, конечно, это не оскорбит гордость того, кто вынужден
тесниться в трейлере".
"Как получилось, что я ни разу о ней не слышал?" –
спросил я, и, к моему удивлению, присутствующие расхохотались.
"В таком случае хлопот у нас сейчас было бы в два раза
больше, – ответила Жасмин. – Мужчины просто замертво падают к ногам
Терри Сью".
"Что ж, при данных обстоятельствах хоть в одном мы
можем не сомневаться", – заметила тетушка Куин.
"Я должен упомянуть еще кое о чем, – напоследок
произнес Грейди, раскрасневшийся после приступа веселья, – и тут я
несколько превышаю свои полномочия".
"Выкладывайте", – сказала тетушка Куин, снова
усаживаясь: она не любила долго стоять на своих шпильках.
"Тот мужчина, что живет сейчас с Терри Сью, иногда
вытаскивает пистолет и наводит его на детей", – сообщил Грейди.
Мы пришли в ужас.
"А один раз он отшвырнул Томми прямо на газовую плиту,
и малыш довольно сильно обжег себе руку".
"Вы хотите сказать, – заговорила тетушка, –
Папашка знал о том, что там творится, и ничего не предпринял".
"Папашка пытался сказать свое слово, – ответил
Грейди, – но когда имеешь дело с такими, как Терри Сью, любые слова чаще
всего бесполезны. Лично она никогда бы руки не подняла на собственных детей, но
все эти мужчины, что приходят и уходят... Ей ведь нужно поставить на стол
какую-то еду".
"Больше ни слова, – заявила тетушка. – Я
должна поехать домой и хорошенько подумать, как теперь быть".
Я покачал головой.
Маленький Томми? Ребенок, живущий в трейлере.
Я почувствовал, как на меня спустился мрак, на душе было
неспокойно, и я знал, что это не только от бессонной ночи, но и от всех
новостей, оттого, что Папашка был очень богат, а Пэтси всю жизнь приходилось
клянчить у него деньги. Я не хотел об этом вспоминать, но все равно вспомнил,
какие ужасные ссоры у них возникали из-за денег.
Господи, а ведь он мог бы собрать для дочери целый оркестр.
Мог бы купить фургон. Мог бы нанять гитаристов. Мог бы дать ей шанс. Но ей
приходилось клянчить, ругаться и биться за каждый цент, а что в это время делал
он сам, этот человек, которого я так любил? Что он делал со всеми своими
деньжищами? Целыми днями работал на ферме, как обычный наемник. Высаживал
клумбы.
А ведь был еще этот ребенок, маленький мальчик, Томми,
названный в честь Папашки, – он жил на скудные крохи в какой-то глухомани,
в окружении братьев и сестер, теснясь в трейлере, маленький мальчик с очередным
психопатом-отчимом.
В каком свете Папашка видел свою жизнь? Что он от нее хотел?
В моей жизни должно быть нечто гораздо большее. Намного, намного больше. Иначе
я сойду с ума. Я чувствовал, что жизнь загнала меня в угол. Я чувствовал, что
нахожусь на грани безумия.
"Как его полное имя? – поинтересовался я. –
Это ведь вы можете сказать?"
"Да, конечно, назовите нам его полное имя", –
подхватила тетушка Куин, решительно кивнув.
"Томми Харрисон, – ответил Грейди. – Фамилия
Терри Сью – Харрисон. Насколько я знаю, ребенок незаконнорожденный. То есть я
точно знаю, что он незаконнорожденный.
Мрак в моей душе стал еще чернее. Кто я такой, чтобы судить
Папашку, подумал я. Кто я такой, чтобы судить человека, который только что
оставил мне огромное богатство, хотя мог бы этого не делать? Кто я такой, чтобы
судить его за то, что он никак не изменил ситуацию для Томми Харрисона? Но груз
на душе все равно остался. Мне было тяжело от мысли, что Пэтси, вероятно, и
получилась такой, какой была, из-за того, что всю жизнь боролась с человеком,
который в нее не верил.
Мы попрощались.
Я вернулся в настоящее. И мы все отправились в Блэквуд-Мэнор
на ленч с Нэшем.
Когда мы вышли из офиса, появился Гоблин, одетый в точности
как я, он вновь стал моим двойником. Держался он так же сурово, как в больнице,
хотя без прежней презрительной снисходительности. Серьезен, если не сказать –
печален. Он направился к машине, идя рядом со мной, и я знал, что он чувствует
и мою печаль, и мое разочарование. Тогда я повернулся к нему и обнял его за
плечи. Моя рука ощутила твердое теплое тело.
"Все изменится, Квинн", – сказал он.
"Нет, приятель, ничего нельзя изменить", –
прошептал я ему на ухо.
Но в глубине души я понимал, что он прав. Мне предстояло
заняться делом. Увидеть новые места и познакомиться с новыми людьми.
Глава 23
Я перестал изумляться по поводу папашкиного богатства и
нового дяди, как только бросил взгляд на старую плетеную мебель, заново
выкрашенную в белый цвет и выставленную на плиточный пол боковой террасы,
справа от особняка, как раз там, где я видел ее в своих снах о Ревекке. Это
была та самая мебель, которую я велел достать с чердака, но отреставрировали ее
за время моего пребывания в больнице, и теперь я любовался всеми этими
диванчиками и креслами, прямо из того сна, когда Ревекка угощала меня своим
мифическим кофе.
"Мона все поймет, – пробормотал я вслух, – и
тот добрый человек, Стирлинг Оливер, он тоже все поймет, а ведь у меня еще есть
Нэш, добрее и лучше учителя не найти, именно Нэш дал мне надежду, что я
переживу это странное время и вновь обрету спокойствие".
Но когда я вошел в вестибюль, то был огорошен видом багажа,
сложенного у двери, а Нэш в синем костюме и галстуке протянул руку к моему
плечу.
"Я не могу остаться, Квинн, но, прежде чем поговорить с
тобой, я должен побеседовать с твоей тетушкой Куин. Позволь мне поговорить с
ней несколько минут с глазу на глаз".
Я был опустошен.
"Нет, ты должен сказать мне. Это все из-за вчерашних
моих откровений? Ты считаешь меня безумцем и думаешь, что это продлится и
дальше, но я клянусь..."
