Дни мои прошли; думы мои – достояние сердца моего – разбиты.
А они ночь хотят превратить в день, свет приблизить к лицу тьмы. Если бы я и
ожидать стал, то преисподняя – дом мой; во тьме постелю я постель мою; гробу
скажу: ты – отец мой, червю: ты – мать моя и сестра моя. Где же после этого
надежда моя? И ожидаемое мною кто увидит? В преисподнюю сойдет она и будет
покоиться со мною в прахе.
Книга Иова 17:11-16
Посвящается моему сыну, Кристоферу Райсу
Глава 1
Лестат, если ты найдешь это письмо в своем доме на Рю-Рояль
– а я искренне верю, что так оно и будет, – то сразу поймешь, что я
нарушил твой приказ.
Мне известно, что Охотникам за Кровью вход в Новый Орлеан
заказан и что ты уничтожишь любого, кто попадется на твоем пути. Но в отличие
от многих непрошеных гостей, с которыми ты, конечно, расправился, я понимаю,
что тобою движет. Ты не хочешь, чтобы нас видели агенты Таламаски и ради их же
безопасности – как, впрочем, и во имя нашей собственной – не желаешь воевать с
уважаемым орденом детективов-экстрасенсов.
Но прошу, даже умоляю: прежде чем отправиться на мои поиски,
прочти это послание.
Меня зовут Квинн. Мне двадцать два, и скоро исполнится год,
как я превратился, по выражению моего Создателя, в Охотника за Кровью. А
теперь, оставшись, насколько понимаю, сиротой, обращаюсь за помощью к тебе.
Но прежде, чем перейти к делу, позволь сообщить, что я знаю
о существовании Таламаски и был знаком с деятельностью ее агентов еще до того,
как в моих жилах потекла Темная Кровь. Мне хорошо известны их природная
добродетель и пресловутый нейтралитет в отношении всего сверхъестественного.
Естественно, я предприму чрезвычайные меры, чтобы ускользнуть от их неусыпного
ока, когда буду прятать это письмо в твоей квартире.
Не сомневаюсь, что ты телепатически наблюдаешь за Новым
Орлеаном, а потому, уверен, письмо непременно попадет в твои руки.
Если же ты все-таки решишь незамедлительно наказать меня за
неповиновение, то, прошу тебя, дай слово, что сделаешь все возможное, дабы
уничтожить призрака, который преследует меня с самого детства. Это создание –
мой двойник, мой вечный спутник, с тех пор как я себя помню, – теперь
представляет опасность для людей. И для меня тоже.
Но позволь, я все объясню.
Его зовут Гоблин. Имя я дал ему давно, еще мальчишкой, не
зная ни одного детского стиха, ни одной сказки, где встречается это слово. Не
знаю, возможно, дух сам мне так представился. Так или иначе, достаточно было
произнести это имя – он тут же появлялся рядом. Но часто призрак приходил по
собственной воле, и прогнать его мне не удавалось. Порой он был моим
единственным другом. Шли годы. По мере того как дух рос и взрослел рядом со
мной, он мастерски научился сообщать мне о своих желаниях. Ты, наверное,
скажешь, что я сам взрастил и сформировал Гоблина, невольно создав того монстра,
каким он является теперь.
Правда в том, что я не представляю себе существования без
Гоблина. Но должен представить. Должен покончить с Гоблином, прежде чем он
выйдет из-под моего контроля и превратится в нечто совершенно неуправляемое.
Почему я называю монстром создание, которое когда-то было
моим близким другом, компаньоном и единственным товарищем по играм? Ответ
прост. С тех пор как я стал Охотником за Кровью – учти, выбора мне в данном
случае не оставили, – Гоблин тоже пристрастился к этому занятию. Стоит мне
насытиться, он тут же заключает меня в тиски своих объятий и через тысячу
микроскопических ранок вытягивает кровь, обретая все более осязаемый облик и
даже легкий аромат, которого был напрочь лишен прежде. С каждым месяцем мощь
Гоблина растет, а периоды его насилия надо мной становятся все более
продолжительными.
Я больше не в состоянии с ним бороться.
Думаю, тебя не удивит тот факт, что его нападения доставляют
мне некоторое удовольствие – не такое, конечно, как насыщение человеческой
кровью, но... Не стану отрицать, что испытываю, пока они длятся, сладостную
дрожь.
Однако теперь я обеспокоен не собственной уязвимостью перед
Гоблином, а тем, во что может превратиться он.
Должен признаться, я внимательнейшим образом несколько раз
перечел твои Вампирские хроники, унаследованные мною от древнего Охотника за
Кровью, моего Создателя, вместе с невероятной, если верить его словам, силой.
В своих записках ты раскрываешь тайну происхождения вампиров
и ссылаешься при этом на мудрейшего Мариуса, который услышал историю от
египетского Старейшего из племени Пьющих Кровь, а после, несколько веков тому
назад, поведал ее тебе.
Возможно, вы с Мариусом что-то и придумали – не знаю. Вполне
вероятно, ты и твои друзья по Сообществу избранных, как вы теперь себя называете,
склонны ко лжи.
Впрочем, едва ли. Я сам живое доказательство того, что
Пьющие Кровь – как их ни назови: вампиры, Дети Тьмы или Дети Тысячелетий –
существуют, а процесс моего перерождения полностью совпадает с описанным тобой.
В самом деле, хотя мой Создатель предпочитал называть нас
Охотниками за Кровью, а не вампирами, он пользовался теми же словами, что и ты
в своих рассказах. Он наделил меня Заоблачным даром, чтобы я мог легко
передвигаться по воздуху, Мысленным даром, дабы я мог с легкостью читать в
душах своих жертв и узнавать о грехах, ими совершенных, а также Огненным даром,
помогающим разжигать пламя в железной печурке, которое меня здесь согревает.
Поэтому я верю твоим рассказам. Я верю тебе.
Верю, что Акаша, прародительница всех вампиров, стала
таковой, когда каждую клетку ее существа заполнил собою злой дух, задолго до
того пристрастившийся к вкусу человеческой крови.
Верю, когда ты говоришь, что этот дух по имени Амель – имя
ему дали две ведьмы, Маарет и Мекаре, обладавшие способностью видеть и слышать
его, – существует ныне во всех нас с тех давних пор и по сей день его
непознанная материальная сущность, если мы можем так ее назвать, разрасталась,
как буйная лоза, и расцветала в каждом вновь создаваемом Охотнике за Кровью.
Благодаря твоему повествованию я узнал, что, когда ведьмы
Мекаре и Маарет превратились в тех, кто пьет кровь, они обе утратили дар
общения с духами. Мой Создатель предупреждал, что я тоже лишусь этого таланта.
Однако уверяю тебя, ничего подобного со мной не произошло: я
по-прежнему вижу духов и привлекаю к себе их внимание. Вероятно, именно эта
притягательная сила и моя повышенная восприимчивость, а также нежелание с
самого начала отвергнуть притязания Гоблина и с презрением прогнать его прочь
придали могущества нечестивому духу и теперь позволяют ему тянуть из меня
вампирскую кровь.
