– Я не так решительно настроен, как ты, Дэвид, –
признался Луи. Лицо его потемнело от беспокойства, в уголках глаз и рта
проступили морщины, невидимые, когда он был спокоен. – Я сам не знаю, чего
хочу. Но я хочу видеть призраков так, как видите их вы с Меррик. Хочу слышать
звуки клавесина, которые слышат в этом доме другие. Хочу разговаривать с
призраком, равным по силе Медовой Капле на Солнце. Это для меня очень важно.
– Луи, что может возродить в тебе желание жить? –
спросил я. – Что может заставить тебя понять, что мы избранные свидетели
того, что предлагает мир?
Он рассмеялся – коротко и негромко, но в то же время
высокомерно.
– Чистая совесть, Дэвид, – ответил он. – Что же
еще?
– Тогда возьми мою кровь, – предложил я. – Возьми
кровь Лестата, которую он не раз тебе предлагал. Возьми кровь, от которой ты до
сих пор отказывался, и обрети силы, которые уберут смерть с твоего пути и
позволят жить, только изредка насыщаясь несколькими глотками.
Меня самого слегка удивила горячность, с какой я предлагал
Луи принять могущественную кровь, потому что до этого разговора, до нынешней
длинной ночи воспоминаний я считал его решение отказаться от всесильной крови
очень мудрым.
Как я уже упоминал в своем повествовании, Луи был настолько
слаб, что солнце могло с легкостью его уничтожить, и это обстоятельство служило
ему огромным утешением, которое ни я, ни Лестат не могли с ним разделить.
Луи внимательно и заинтересованно вглядывался в меня, и в
его глазах я не прочел ни малейшего осуждения.
Поднявшись, я медленно прошелся по комнате, еще раз
посмотрел на прекрасное полотно Моне и, вспомнив всю свою жизнь, вновь осознал,
что намерен ее продолжать.
– Нет, я не могу умереть по собственной воле, –
пробормотал я, – даже если для этого только и нужно, что выйти на
солнечный свет. Я не осмелюсь это сделать, ибо хочу знать, что будет дальше!
Хочу знать, очнется ли Лестат от своего сна и когда именно. Хочу знать, что
будет с Меррик! Хочу знать судьбу Армана. Мне суждено жить вечно? Прекрасно! Я
не могу притвориться тем смертным, который когда-то отказал Лестату. Я не могу
вернуться в прошлое и стать прежним, лишенным воображения существом.
Я обернулся, и мне показалось, будто комната яростно
кружится вокруг меня, все ее краски слились в одно сплошное цветное пятно,
будто дух Моне пропитал каждый предмет и даже воздух. Все вещи в гостиной
показались мне случайными и символическими. А за окном, в Саду Зла, стояла
дикая ночь, освещаемая редкими безответными звездами.
Что касается Луи, то он полностью попал под воздействие чар
ночи, что, как правило, отнюдь не свойственно мужчинам вне зависимости от того,
в какую плотскую оболочку заключена их душа.
– Все вы очень сильны, – тихо и печально произнес
он. – Чрезвычайно сильны.
– Но мы все равно дадим эту клятву, дружище, относительно
Меррик, – пообещал я. – Наступит день, когда Меррик захочет обладать
этой магией и упрекнет нас в эгоизме, в том, что мы требуем от нее чуда и в то
же время отказываемся поделиться тем чудом, которым владеем.
Казалось, Луи готов разрыдаться.
– Не стоит ее недооценивать, Дэвид, – взволнованно
сказал он. – Возможно, она по-своему такая же несгибаемая, каким был ты.
Возможно также, что у нее в запасе еще множество сюрпризов, о которых мы не
подозреваем.
– Ты пришел к такому выводу после моего рассказа?
– Ты нарисовал передо мной яркую и глубокую картину, –
последовал ответ. – А ты сам разве не думаешь, что ей известна моя тайна?
Тебе не кажется, что она сразу все поймет, как только мы встретимся? – Он
помолчал в нерешительности, затем продолжил: – Она не захочет разделить нашу
участь. Да и зачем ей это, если она способна в облике призрака являться другим
людям, если ей достаточно надеть нефритовую маску, чтобы увидеть сестру.
Выслушав твою повесть, я пришел к выводу, что ей вовсе не захочется навсегда
отказаться от возможности лицезреть египетский песок под полуденным солнцем.
Я невольно улыбнулся, считая, что он в корне не прав, и
заговорил как можно мягче:
– Ну не знаю, дружище. Просто не знаю. Уверен лишь в одном:
я предан нашей общей безумной цели. И все пережитое не научило меня ни
осторожности, ни доброте.
Луи не проронил ни слова, а медленно поднялся со стула и
направился к двери. Я понял, что ему пора идти к своему гробу и что вскоре мне
придется последовать его примеру.
Я пошел за Луи, и мы вместе покинули дом, спустились по
черной лестнице с железными ступенями и прошли сквозь влажный сад к парадным
воротам.
Я снова на мгновение увидел черного кота, сидящего на
ограде, но ничего не сказал Луи, решив, что в Новом Орлеане полно бродячих
котов и все мои подозрения одна глупость.
Настало время прощаться.
– Ближайшие несколько вечеров я проведу с Лестатом, –
ровным тоном сообщил Луи. – Хочу ему почитать.
Он не реагирует, но и не останавливает меня. Теперь ты
знаешь, где меня найти, когда Меррик вернется.
– Он все время молчит? – спросил я, имея в виду
Лестата.
– Иногда говорит, но совсем немного. А то вдруг попросит
поставить запись Моцарта или почитать ему стихи старых поэтов. Но в основном он
такой, каким ты его привык видеть. Ничего не меняется. – Луи помолчал,
бросив взгляд на небо. – Я хочу побыть с ним вдвоем несколько ночей,
прежде чем вернется Меррик.
В голосе его слышалась решительность и в то же время печаль,
тронувшая меня до глубины души. Так вот что он задумал! Попрощаться с Лестатом!
Я знал, что сон Лестата настолько глубок и беспокоен, что даже столь ужасное
известие от Луи не способно заставить его подняться.
Я смотрел вслед уходящему другу, а небо с каждой секундой
становилось все светлее. Запели птицы. Я вспомнил о Меррик, и меня захлестнуло
желание. Желание мужчины по отношению к женщине. А как вампир я жаждал иссушить
ей душу и оставить здесь навсегда, чтобы иметь возможность ее видеть. Мысленно
я вновь оказался с ней в палатке, в деревушке Санта-Крус-дель-Флорес, и испытал
мимолетное наслаждение.
Это мука, когда к вампиру возвращается слишком много
воспоминаний из смертной жизни. Мой преклонный возраст действительно
подразумевал наличие богатого опыта и обширных знаний. А теперешнее мое
проклятие добавило к ним красок и блеска, от которых я не мог отказаться.
И мне пришла в голову мысль, что если Луи действительно
решит оборвать свою жизнь, закончить долгое путешествие в сверхъестественное,
то как я смогу оправдаться перед Лестатом, Арманом и, прежде всего, перед самим
собой?
