Таламаска настолько богата, что расходы одной персоны, такой
как Меррик, практически ничего не значат, а Меррик, даже в свои юные годы, была
предана делу ордена и по собственной воле работала в архивах, где обновляла
реестры, делала переводы, составляла сопроводительные надписи к ольмекским
находкам, очень похожим на те сокровища, что принадлежали ей.
Если кто из служителей Таламаски и зарабатывал себе на
жизнь, то это была Меррик. Она трудилась так, что временами мы испытывали
неловкость. Поэтому, когда ей вдруг приходило в голову совершить набег на
магазины Нью-Йорка или Парижа, то никто и не думал возражать. А когда она
выбрала себе черный седан «роллс-ройс» в качестве личной машины – вскоре у нее
уже собралась целая коллекция разных авто, – никто не счел это неразумной
тратой.
Меррик исполнилось двадцать четыре, когда она впервые
обратилась к Эрону с просьбой о разрешении осмотреть оккультную коллекцию,
привезенную в орден десять лет тому назад.
Я помню об этом, потому что сохранил письмо Эрона.
«До сих пор она ни разу не проявила ни малейшего интереса, –
писал он. – Сам знаешь, как меня это беспокоило. Даже занимаясь историей
семьи и отсылая свои труды различным ученым, она вообще не касалась оккультного
наследия. Но вот сегодня днем она призналась мне, что видела несколько “важных”
снов о своем детстве, и сказала, что должна вернуться в дом Большой Нанэнн.
Вместе с нашим шофером нам пришлось отправиться в тот старый район. Нас ожидало
печальное зрелище.
Все там пришло в такое запустение, что трудно себе
представить, а полуразвалившиеся бар и лавочка на углу повергли ее в уныние.
Что касается дома, то он находится в прекрасном состоянии благодаря нанятому
смотрителю. Меррик попросила оставить ее одну и почти целый час провела на
заднем дворе.
Смотритель устроил там патио, а навес с алтарем сейчас
пустует. Ничего не осталось от прежнего храма, разве что свежевыкрашенный
центральный столб.
Вернувшись в Обитель, Меррик отказалась обсуждать свои сны и
ничего мне не рассказала.
Она была очень благодарна, что мы сохраняли для нее дом все
то время, пока она “о нем не думала”. Я надеялся, что на этом поставлена точка,
как вдруг за ужином, к моему крайнему удивлению, услышал, что она планирует
переехать в свой дом и проводить там отныне часть времени. Она попросила
вернуть в дом всю старую мебель и пообещала взять на себя все хлопоты.
– А как же соседи? – робко спросил я, не придумав
ничего лучше.
– Я никогда не боялась соседей, – с улыбкой ответила
Меррик. – Скоро ты убедишься, Эрон, что соседи начнут бояться меня.
Чтобы не чувствовать себя побежденным, я решил съязвить:
– А вдруг какой-нибудь прохожий попытается убить тебя,
Меррик?
И она не замедлила ответить:
– Да поможет небо тому, кто осмелится на такое».
Меррик сдержала слово и действительно переехала в «старый
район», но прежде велела построить там флигель для смотрителя.
Два убогих ветхих домика, стоявшие по обеим сторонам дома,
были приобретены и снесены, после чего с трех сторон огромного участка возвели
кирпичные стены, а с четвертой, перед фасадом, – железную ограду. Во
флигеле поселился смотритель. Установили систему сигнализации, разбили цветник.
В саду снова появились кормушки для колибри. Все вроде бы правильно и
обыкновенно, но, побывав только раз в том доме, я все еще испытывал холодок,
слушая рассказы о том, как Меррик часто туда наведывается.
Обитель оставалась для нее истинным домом, но, как уверял
Эрон, она то и дело уезжала в Новый Орлеан и не возвращалась по нескольку дней.
«Дом сейчас выглядит вполне презентабельно, – писал
Эрон. – Всю мебель, разумеется, отреставрировали и заново отполировали.
Огромную кровать Большой Нанэнн Меррик забрала себе. Сосновые полы полностью
восстановили, и теперь они придают комнатам янтарное сияние. Тем не менее меня
ужасно беспокоит, что Меррик зачастую уединяется там на несколько дней».
Разумеется, я тут же написал Меррик, затронув вопрос о снах,
заставивших ее вернуться в старый дом.
«Я обязательно расскажу тебе обо всем, но сейчас еще слишком
рано, – не замедлила ответить Меррик. – Скажу лишь, что в этих снах
со мной говорит дядюшка Вервэн. Иногда я вижу себя ребенком, каким была в день
его смерти, а иной раз – взрослой. Кажется, хотя точно не поручусь, в одном из
снов мы с ним оба были одинаково молоды.
Пока ни о чем не волнуйся. Ты ведь понимаешь, что мое
возвращение в дом детства было неизбежным. Я в том возрасте, когда люди
начинают интересоваться своим прошлым, особенно если оно было так внезапно и
безоговорочно закрыто для них.
Пойми меня правильно. Я не чувствую вины за то, что бросила
дом, где выросла. Просто мои сны велят мне вернуться туда. Равно как и кое-что
другое».
Письма Меррик встревожили меня, но на все расспросы она
отвечала предельно кратко.
Беспокойство не покидало и Эрона. Меррик все меньше и меньше
времени проводила в Оук-Хейвен. Частенько Эрон отправлялся на машине в Новый
Орлеан и навещал ее в старом доме, но в конце концов Меррик попросила не
нарушать ее уединения.
Разумеется, такой образ жизни присущ многим служителям
Таламаски, которые часто делят свое время между Обителью и своим собственным
домом. У меня тоже был собственный дом в Англии, в Котсуолде. Он и до сих пор
остается моим. Однако продолжительные отлучки служителей в ордене не
приветствуются. Случай с Меррик был особым из-за ее частых и таинственных
упоминаний о снах.
Осенью того рокового года, когда Меррик исполнилось двадцать
пять, она написала мне о поездке в известную пещеру.
Позвольте мне процитировать ее послание.
«Дэвид, я теперь не могу сомкнуть глаз ночью, чтобы не
увидеть во сне дядюшку Вервэна. При всем том я все менее отчетливо припоминаю
суть этих снов. Знаю только одно: он хочет, чтобы я вернулась в пещеру, где
когда-то побывала в детстве. Дэвид, я должна это сделать. Меня ничто не
остановит. Эти сны стали какой-то навязчивой идеей, и я прошу: перестань
бомбить меня письмами с логическим объяснением причин, по которым мне нельзя
делать то, что я, как тебе известно, обязана делать».
Далее речь в ее письме шла о сокровищах:
«Я внимательно изучила все так называемые ольмекские
сокровища и теперь точно знаю, что к цивилизации ольмеков они не имеют никакого
отношения. Никак не могу их идентифицировать, хотя в моем распоряжении все
опубликованные работы и каталоги, хотя бы отдаленно, вскользь касающиеся
древностей, сохранившихся в этой части света. Что касается самого маршрута, то
я кое-что помню, а еще в моем распоряжении имеются некоторые записи дядюшки
Вервэна и архив Мэтью Кемпа, в далеком прошлом моего дорогого отчима.
