– Но они важны для колдовских обрядов, да? – спросил
он.
– Да. Возможно, ты лучше поймешь, когда я расскажу тебе о
Меррик.
– Что мне следует знать о ней? – серьезно спросил
он. – Я готов выслушать. Вчера ночью ты рассказал о вашей первой встрече.
О том, что она показала тебе дагерротипы...
– Да, это была наша первая встреча. Но еще многое, очень
многое не досказано. Вспомни, о чем я говорил прошлой ночью. Меррик – своего
рода волшебница, ведьма, настоящая Медея, а мы подвержены воздействию
колдовства не в меньшей степени, чем любое земное создание.
– Я стремлюсь только к одному: увидеть призрак
Клодии, – повторил Луи.
Промелькнувшая на моих губах невольная улыбка тут же угасла
и заставила меня устыдиться, ибо я заметил, что она больно задела Луи.
– Уверен, что ты понимаешь всю опасность связи со
сверхъестественным, – твердо сказал я. – Но позволь мне вначале
поделиться с тобой тем, что мне известно о Меррик, – точнее, тем, что, как
мне кажется, имею право рассказать.
Я постарался максимально упорядочить собственные
воспоминания.
Спустя всего несколько дней после появления Меррик в
Оук-Хейвен (а это случилось более двадцати лет назад) Эрон и я вместе с ней
отправились в Новый Орлеан, чтобы навестить Большую Нанэнн.
Я очень живо все помню.
Прошли последние прохладные дни весны, и мы окунулись во
влажную духоту, что мне, всегда любившему и продолжающему любить тропики, было
крайне приятно. Я не испытывал никаких сожалений по поводу отъезда из Лондона.
Меррик до сих пор не раскрыла нам дату смерти Большой
Нанэнн, по секрету сообщенную ей старухой. А Эрон, хоть и был тем, кто явился в
видении Большой Нанэнн и назвал роковой день, понятия не имел об этом
сновидении.
Эрон заранее подготовил меня к тому, что предстояло увидеть
в старом районе Нового Орлеана, но я все равно был поражен, когда оказался
среди полуразрушенных домов всех размеров и стилей, утопающих в зарослях
олеандра, обильно цветущего во влажном тепле. Но больше всего меня поразил
старый, высоко поднятый на сваях дом, принадлежавший Большой Нанэнн.
День, как я уже сказал, был теплый и душный, время от
времени на нас внезапно обрушивались бурные ливни, и, хотя прошло уже пять лет
с тех пор, как я стал вампиром, отчетливо помню, как сквозь потоки дождя
пробивались солнечные лучи, освещая узкие разбитые тропинки, как повсюду
поднимались сорняки из сточных канав, напоминавших скорее открытые рвы, помню
сплетающиеся ветви дубов и тополей, мимо которых мы шли к дому, где прежде жила
Меррик.
Наконец мы подошли к высокому железному частоколу, за
которым стояло строение – гораздо более внушительное, чем соседние, и гораздо
более старое.
Это был типичный луизианский дом, возведенный на пятифутовых
кирпичных сваях. К парадному крыльцу его вела деревянная лестница. Навес над
крыльцом в стиле греческого ренессанса поддерживали стоявшие в ряд простые
квадратные столбики, а маленькое оконце над центральной дверью заставило
вспомнить величественный фасад Оук-Хейвен.
Высокие окна от пола до потолка украшали фасад, но все они
были заклеены газетами, отчего дом казался заброшенным и необитаемым. Тисовые
деревья, протянувшие свои тощие ветви к небесам по обе стороны парадного
крыльца, прибавляли мрачную нотку, а передний холл, куда мы вошли, был пуст и
темен, хотя вел прямо к открытой двери в дальнюю половину. Я не обнаружил
лестницы на чердак, а он, по моим понятиям, непременно должен был
присутствовать, так как дом венчала высокая крыша с очень крутыми скатами. За
открытой задней дверью виднелись лишь зеленые заросли.
Глубину дома от передних до задних дверей составляли три
комнаты, так что всего на первом этаже располагались шесть комнат, и в первой
из них, слева от вестибюля, мы нашли Большую Нанэнн, лежавшую под слоем
лоскутных одеял на простой старой кровати красного дерева, о четырех столбиках,
но без балдахина. Я называю такую мебель плантаторской, потому что она
огромная, и, когда ее втискивают в маленькие городские комнаты, невольно сразу
вспоминаются обширные пространства загородных домов, для которых такая мебель,
должно быть, и предназначалась. Кроме того, столбики из красного дерева, хоть и
умело выточенные, были крайне непритязательны по форме.
Когда я взглянул на иссохшую маленькую женщину, чья голова
покоилась на огромной, заляпанной пятнами подушке, а форма тела едва
угадывалась под множеством потрепанных одеял, мне показалось в первую секунду,
что она мертва.
Я мог бы поклясться всем, что знал о призраках и людях, что
это высушенное маленькое тельце лишилось обитавшей в нем души. Возможно, она
так долго мечтала о смерти и так сильно к ней стремилась, что на несколько
секунд действительно покинула свою смертную оболочку. Но когда в дверях
возникла малютка Меррик, Большая Нанэнн вернулась и с трудом подняла сморщенные
веки. Старая кожа красивого, хотя и несколько поблекшего золотистого оттенка.
Маленький плоский нос, рот, застывший в улыбке, волосы с седыми прядями.
Комнату освещали не только электрические лампы в убогих
самодельных абажурах, но и множество свечей, расставленных на огромном алтаре.
Сам алтарь я не мог как следует разглядеть, так как все окна на фасаде дома
были заклеены газетами и комната утопала в сумерках. К тому же меня больше
интересовали люди.
Эрон взял старый стул с плетеной спинкой и устроился на нем
рядом с кроватью, источавшей запах болезни и мочи.
Все стены в комнате были сплошь заклеены газетами и большими
яркими изображениями святых. По потолку расползлись трещины, вниз свисали
хлопья облупившейся краски, грозившие вот-вот свалиться нам на голову. Только
на боковых окнах висели портьеры, но и там в рамах вместо разбитых стекол
виднелись газетные лоскуты, заменявшие разбитые стекла.
– Мы пришлем вам сиделок, Большая Нанэнн, – сказал Эрон
с искренней добротой. – Простите, что так долго не приезжал. – Он
подался вперед. – Вы можете мне абсолютно доверять. Мы пошлем за
сиделками, как только выйдем отсюда.
– О чем это вы? – спросила старуха, утопая в пышной
подушке. – Разве я просила... кого-то из вас... приехать?
Она говорила без французского акцента, удивительно молодым
голосом, низким и сильным.
– Меррик, посиди со мной немного, chйrie[Дорогая (фр.).], –
сказала она. – Успокойтесь, мистер Лайтнер. Никто не просил вас приезжать.
Она подняла руку, но тут же уронила – словно ветка упала на
ветру, безжизненная, сухая. Пальцы скрючились, царапнув платье Меррик.
– Видишь, Большая Нанэнн, что купил мне мистер
Лайтнер? – заговорила Меррик, разводя в стороны руки и демонстрируя новый
наряд.
