– Но я ничего не знаю о тех белых Мэйфейрах, – наконец
сказала она. – Эрон всегда ограждал меня от них. Моя работа последние два
года была связана с вуду. Я часто ездила на Гаити и написала целые тома заметок
и отчетов. Ты ведь знаешь, что мне, в числе немногих агентов ордена, дано
разрешение от старшин изучать собственные сверхъестественные возможности и
практиковать, как выражается теперь Верховный глава, «проклятую магию».
Я не знал об этом. Мне даже в голову не могло прийти, что
она вновь обратилась к религии вуду, черной тенью окутывавшей все ее детство. В
мое время Таламаска запрещала ведьмам прибегать к магии. И только моя вампирская
сущность позволила снисходительно отнестись к такой мысли.
– Послушай, – сказала она, – не стоит переживать,
это не важно, что ты не писал Эрону.
– Вот как? – резко спросил я шепотом и так же тихо
пояснил: – Я просто не мог написать ему, не мог позвонить ему по телефону. А о
том, чтобы повидаться с ним или хотя бы просто дать ему возможность увидеть
меня, не могло быть и речи!
– И тебе понадобилось пять лет, – сказала она, –
чтобы в конце концов прийти ко мне.
– Вот именно! – ответил я. – Пять! Или даже
больше. Кто знает, как бы я поступил, будь Эрон жив? Но самое главное, Меррик,
что Эрон был стар. И мог попросить меня дать ему вампирскую кровь. Когда ты
стар, напуган, когда ты устал и болен, когда начал подозревать, что жизнь
ничего не значит... В общем, именно в такие минуты начинаешь мечтать о сделке с
вампиром, и тебе начинает казаться, что проклятие вампира не такое уж страшное,
вовсе нет, тем более в обмен на бессмертие. В такие минуты начинаешь думать,
что, будь у тебя хоть один шанс, ты мог бы стать главным свидетелем эволюции
мира. Вот как легко облечь величием собственные эгоистические желания!
– И ты полагаешь, мне никогда не придут в голову такие
мысли? – Она вскинула бровь, и огромные зеленые глаза полыхнули огнем.
– Ты молода и красива, сильна и телом, и душой, –
сказал я. – В тебе с самого рождения воспитывали смелость. Ты никогда не
знала поражений, и здоровье у тебя отменное.
Меня охватила дрожь. Я не мог больше этого вынести. Я мечтал
о покое и душевной близости, но теперь, получив и то и другое, ужаснулся той
цене, которую пришлось заплатить.
Насколько легче было проводить часы в компании Лестата,
который не произносил ни слова, а лишь смирно лежал себе в полудреме и слушал
музыку. Звуки ее пробудили Лестата от долгого сна и с тех пор неизменно
приносили ему покой и утешение. Да, мне было неизмеримо легче находиться рядом
с вампиром, лишенным каких-либо устремлений и желаний.
Равно как и бродить по городу вместе с Луи, моим
очаровательным слабым спутником, и оттачивать мастерство «насыщения парой
глотков» – таким образом, чтобы очередная жертва не испытала ничего, кроме
легкого головокружения.
Или уединиться в стенах родного дома во Французском квартале
и со скоростью, доступной лишь вампирам, прочитывать том за томом исследования
по истории и искусству, над которыми я так медленно корпел, когда был смертным.
Меррик бросила на меня сочувственный взгляд и протянула
руку, чтобы коснуться меня.
Но я отпрянул, хотя всей душой жаждал этого прикосновения.
– Не стоит отстраняться, друг мой, – сказала она.
Я смущенно промолчал.
– Итак, ты хочешь сказать, что ни ты, ни Луи де Пон-Дю-Лак
не дадите мне свою кровь, даже если я буду умолять, и никогда подобная сделка
между нами не будет заключена?
– Сделка... Никакой сделки быть не может, – прошептал
я.
– И ты никогда не отнимешь у меня жизнь, – сделав
очередной глоток, констатировала Меррик. – А именно в этом и состоит суть
сделки, как я полагаю. Но ты не доставишь мне тех страданий, на которые
обрекаешь других женщин, встречающихся на твоем пути.
Вопрос о тех, кто встречался на моем пути, был слишком
болезненным, чтобы я мог найти подходящий ответ. В первый раз с начала нашей
встречи я действительно попытался угадать ее мысли, но у меня ничего не вышло.
А ведь как вампир я очень преуспел в этом деле. Луи не мог похвастаться такой
способностью. Лестат же был среди нас мастером.
Меррик пила теперь не столь торопливо. По мере того как
алкоголь постепенно растекался по жилам, глаза ее делались все более
блестящими, выражение лица смягчалось, на щеках разгорался румянец, а кожа
становилась все более гладкой и сияющей. Словом, выглядела она очаровательно.
А меня вновь охватила холодная дрожь.
Прежде чем прийти в кафе, я насытился, ибо опасался, что
аромат крови Меррик затуманит мой разум гораздо сильнее, чем волнение от
встречи. Я не лишил жертву жизни, нет, хотя желание сделать это было очень
велико. Однако я не совершил убийства и гордился этим. Ради нее я должен был
сохранить совесть чистой, хотя, надо признаться, мне становилось все проще
«найти негодяя», как однажды выразился, обучая меня охоте, Лестат, –
отыскать какого-нибудь бесполезного и жестокого индивидуума и утешить себя
иллюзией, что он еще хуже, чем я сам.
– Я пролила столько слез по тебе, – сказала Меррик с большим
жаром, чем прежде. – А потом и по Эрону, и по многим вашим ровесникам,
один за другим покинувшим нас так внезапно.
Она неожиданно сгорбилась и чуть согнулась, словно от боли.
– Молодежь в Таламаске не знает меня, Дэвид, – быстро
добавила она. – Ты ищешь встреч со мной не только ради Луи де Пон-Дю-Лака.
Не только ради того, чтобы я вызвала призрак ребенка-вампира. Тебе нужна я,
Дэвид. Ты нуждаешься в моем присутствии рядом точно так же, как я нуждаюсь в
твоем.
– Ты права по всем статьям, Меррик, – признался я. И
тут меня прорвало: – Я люблю тебя, Меррик, люблю тебя так, как любил Эрона и
как теперь люблю Луи и Лестата.
Лицо ее исказилось страданием и словно вспыхнуло изнутри.
Я протянул к ней руки, и она крепко сжала их влажными
теплыми ладонями.
– Не раскаивайся, что пришел ко мне. Не переживай. Я рада
этому. Только обещай, что не струсишь и не бросишь меня без каких-либо
объяснений. Не беги от меня в спешке, поддавшись извращенному представлению о
чести. Иначе я просто сойду с ума.
– Ты боишься, что я покину тебя так же, как Эрона? –
хриплым от волнения голосом проговорил я. – Обещаю, моя драгоценная, что
этого не случится. Никогда. Сейчас уже слишком поздно для подобного шага.
– В таком случае я люблю тебя, – объявила она
шепотом. – Люблю, как всегда любила. Нет, наверное, даже больше, ведь ты
принес с собой это чудо. А как же та душа, что живет теперь внутри тебя?
– О какой душе ты говоришь?
