Меррик по-прежнему внимательно изучала мою ладонь, быстро
скользя взглядом по линиям. В какой-то момент она большим пальцем слегка нажала
на кожу, и я испытал невыносимо сладостное ощущение. Мне захотелось взять ее на
руки, но не для того, чтобы насытиться, – нет, ни в коем случае! – не
для того, чтобы причинить ей боль, а только затем, чтобы поцеловать ее, только
затем, чтобы чуть царапнуть шею клыками и ощутить вкус ее крови, постичь
сокрытые в ней тайны... Но я никогда не осмелился бы совершить столь ужасный
поступок.
Я высвободил ладонь из ее пальцев.
– Что ты там увидела, Меррик? – быстро спросил я,
сглотнув, чтобы подавить голод. Как телесный, так и душевный.
– Несчастья, большие и малые, мой друг, очень длинную линию
жизни, знаки, свидетельствующие о силе твоего характера, и многочисленных
потомков.
– Перестань, я не могу принять твою интерпретацию. Рука не
моя.
– Теперь у тебя нет другого тела, – возразила
она. – Разве тело не может измениться под влиянием новой души? Линии на
ладони меняются с течением времени. Но мне не хочется тебя злить. Я пришла сюда
не затем, чтобы изучать тебя. И не затем, чтобы зачарованно разглядывать
вампира. Они уже не раз встречались на моем пути. Я сталкивалась с ними лицом к
лицу даже на этих улицах. Я здесь потому, что, во-первых, ты попросил меня, а
во-вторых... мне захотелось побыть с тобой.
Я лишь кивнул, ибо не в силах был проронить ни звука от
переполнявших меня чувств, и умоляющим жестом попросил Меррик помолчать.
Она повиновалась.
Затем наконец я справился с собой:
– Ты попросила разрешения у старшин на эту встречу?
Она рассмеялась, но по-доброму.
– Конечно нет.
– Тогда тебе следует узнать кое-что, – сказал я. –
У меня с Вампиром Лестатом все началось точно так же. Я не поставил в
известность старшин ни о том, что часто с ним вижусь, ни о том, что приглашаю
его в свой дом, ни о наших бесконечных беседах и совместных путешествиях, ни о
том, что именно я подсказал Лестату, каким образом он может вернуть свою
сверхъестественную телесную оболочку, после того как Похититель Тел обманным
путем завладел ею.
Меррик попыталась перебить меня, но безрезультатно.
– А знаешь, что произошло со мной? – сурово продолжал
я. – Я воображал, что слишком умен, чтобы поддаться искушению и
прельститься посулами Лестата. Я считал себя чересчур мудрым стариком, которого
не соблазнить бессмертием. Я был уверен в собственном духовном превосходстве
над Лестатом... И вот теперь... Посмотри, что со мной стало!
Щеки Меррик вспыхнули румянцем, сделавшим ее еще более
очаровательной.
– А разве ты не поклянешься, что никогда меня не
обидишь? – спросила она. – Разве не станешь уверять, что Луи де
Пон-Дю-Лак ни при каких обстоятельствах не причинит мне зла?
– Разумеется, я готов дать такую клятву. Однако во мне еще
осталась крупица порядочности, которая вынуждает напомнить тебе, что я
создание, обладающее сверхъестественным аппетитом.
Она снова попыталась что-то сказать, но я не позволил.
– Одно мое присутствие со всеми проявлениями силы может
изменить твое отношение к жизни, Меррик; оно может погубить твою веру в
моральные устои и поколебать желание почить обычной смертью.
– Дэвид, будь же откровенен. Скажи прямо, что у тебя на
сердце? – Явно недовольная моим официальным тоном, она выпрямилась на
стуле и посмотрела мне прямо в глаза. – В этом юном теле ты выглядишь
одновременно и молодым, и умудренным опытом. У тебя теперь более темная кожа,
почти как моя! И в чертах лица появилось что-то азиатское. Но ты остался самим
собой – прежним Дэвидом – даже в большей степени, чем прежде!
Не в силах справиться с изумлением, я молча следил, как
Меррик пьет ром. Небо за ее спиной совсем потемнело, но черноту ночи разгонял
теплый свет ярких электрических огней. Только в зале кафе, все освещение
которого составляли лишь несколько покрытых пылью ламп, располагавшихся за
стойкой бара, царил унылый полумрак.
Столь безоглядное доверие приводило меня в трепет.
Прикосновения Меррик были ласковыми, почти нежными. Моя вампирская сущность
явно не вызывала в ней ни малейшего страха или отвращения. И я вдруг явственно
вспомнил, как пленяло меня когда-то загадочное величие Лестата, его сокрытое от
многих великолепие. Неужели Меррик так же влекло ко мне? Что, если и она теперь
попала во власть губительного очарования?
Она, как всегда, отлично прятала свои мысли.
Да, я думал о Луи. Помнил о его отчаянном желании, чтобы
Меррик применила свои магические способности и совершила то, о чем он просил.
Но Меррик была права. Я действительно в ней нуждался. Мне было необходимо ее
присутствие, ее понимание.
Когда я наконец заговорил, горечь, отчетливо прозвучавшая в
голосе, удивила меня самого:
– Это великолепно. И невыносимо. Я пребываю за гранью жизни,
но никак не могу исчезнуть за нею окончательно. Мне некому передать свои
знания.
Она не стала ни спорить, ни расспрашивать. В глазах
неожиданно вспыхнуло сочувствие, маска хладнокровия исчезла. Несмотря на
потрясающее умение Меррик скрывать свои чувства, мне не раз приходилось
наблюдать столь же резкие перемены в ее настроении, становиться свидетелем тех
редких моментов, когда все ясно без слов.
– Скажи, а если бы ты не обрел тогда новое, молодое тело,
сумел бы Лестат тебя принудить? – спросила она. – Если бы ты
оставался прежним Дэвидом, нашим благословенным Дэвидом семидесяти четырех
лет... Кажется, именно столько тебе тогда было? Так вот, если бы ты в тот момент
оставался нашим высокочтимым Верховным главой, сумел бы Лестат превратить тебя
в себе подобного?
– Не знаю, – взволнованно ответил я. – Я часто
задаю себе этот вопрос. Честно, не знаю. Эти вампиры... то есть я хочу
сказать... мы, вампиры, любим красоту, можно сказать живем ею. Красота для нас
широкое понятие, ты даже не представляешь, насколько широкое. Даже обладая
самой нежной душой, ты все равно не сможешь понять, как мы находим красоту там,
где смертные ее не видят, но мы действительно дышим прекрасным, тянемся к нему.
А красоту эту я бессчетное число раз использовал во зло.
Она подняла стакан в приветственном жесте и сделала щедрый
глоток рома.
– Если бы ты подошел ко мне без предупреждения, прошептал в
толпе мое имя и дотронулся до руки, я бы тебя сразу узнала и безошибочно
поняла, кем ты являешься, – сказала Меррик. На мгновение ее лицо
омрачилось, но тут же вновь сделалось безмятежно спокойным. – Я люблю
тебя, мой старый друг, – добавила она.
