– Насчет «простого» согласиться трудно.
– Почему ты вдруг спросила о Дэви? – задал он
вопрос.
– Я тебе рассказывала о встрече с медиумом, так вот, от
нее я впервые и услышала это имя. А потом было сообщение на автоответчике в
квартире Ирины… Ладно, поговорим о другом. Никаких светлых мыслей, как
принудить Павла к сотрудничеству, у тебя нет?
Алексей едва заметно поморщился:
– Я уже сказал…
– И как мы переправим женщину с ребенком за двести
километров?
– Предоставь это мне.
Он потянулся за чашкой кофе, а я обратила внимание на
татуировку на его правом запястье. То есть внимание на нее я обратила еще
ночью, но спросила только сейчас:
– Что она означает?
Он перевел взгляд на свою руку вроде бы с удивлением:
– Означает? Ничего. Просто красивая картинка.
Насчет «красивой» согласиться трудно, впрочем, о вкусах не
спорят. Крылатое чудовище с разинутой пастью. Жуткая мерзость, по-моему, но
мужчинам такие тату нравятся. Взгляд мой против воли то и дело возвращался к
его запястью, с возрастающим беспокойством я как будто пыталась что-то
вспомнить… Алексей поднялся, подхватил рубашку и продолжал пить кофе уже в ней.
Деревня появилась из-за поворота внезапно. Поначалу я
увидела только церковь на пригорке и с десяток крыш, проглядывающих сквозь
кроны деревьев. Дорога спускалась с горы, теперь перед нами была почти прямая,
широкая улица, по обе стороны засаженная огромными липами.
– Красивое место, – заметила я.
Мы притормозили возле ближайшего дома. Окно на веранде было
открыто, и в нем показалась бабуля лет восьмидесяти в белом платочке, смешно
повязанном концами вперед.
– Здравствуйте! – крикнул Алексей. – Не
подскажете, в каком доме живет Лариса Омельченко. Или Самсонова?
– Крайний дом с той стороны, – ответила бабуля. –
Розовой краской крашенный.
– А если Павел здесь? – вслух подумала я.
– Тем лучше, – отозвался Алексей.
Очень скоро мы увидели дом задорного розового цвета. Обычный
деревенский дом, у крыльца качели, возле палисадника яркая песочница из
пластмассы, в ней сидел четырехлетний малыш в панаме в горошек и с увлечением
рычал, изображая работу двигателя, в руках у него был игрушечный трактор.
Мы вышли из машины, Алексей направился к песочнице.
– Привет, пацан. Как тебя звать?
– Павлик, – ответил тот, глядя на него с
любопытством.
– Давай руку, Павлик.
На крыльце появилась молодая женщина с темными волосами,
заплетенными в косу. Красивое лицо с тонким носом, в карих глазах тревога.
– Иди в дом, – спокойно сказал Алексей,
приблизившись.
Словно под гипнозом, она попятилась, не сводя взгляда с его
руки, которой он держал мальчика. Друг за другом мы вошли в кухню. Женщина
замерла посреди комнаты, я осталась стоять у двери. Алексей сел на стул возле
окна, ребенка посадил на колени, тот теребил пуговицы на его рубашке, не
проявляя беспокойства, точно Алексей был ему хорошо знаком.
– Фотографии мужа в доме есть? – спросил мой
спутник. Женщина инстинктивно повернула голову, проследив ее взгляд, я увидела
на телевизоре фотографию в рамке. Лариса сидит на траве, прижимая к груди
мальчика, рядом с ней Павел. Алексей взглянул вопросительно, я кивнула.
– Мобильный, – сказал он, протягивая руку, женщина
метнулась в переднюю, схватила телефон с подоконника и отдала Алексею. Он сунул
его в карман. – Теперь слушай внимательно. Мне нужен твой муж. Я не
собираюсь сворачивать ему шею и денег требовать тоже не намерен. Но кое-что он
мне должен объяснить. Делать этого он не захочет, придется его заставить.
Поэтому сейчас ты поедешь с нами. Обещаю, что ни с тобой, ни с мальчиком ничего
не случится, но только при одном условии: ты ведешь себя разумно. Не пытаешься
предупредить мужа или кого-то еще. Не пытаешься сбежать, позвать на помощь и
так далее. Если у тебя ума на это не хватит, я убью ребенка. И никакие
заверения типа «я больше не буду» на меня не подействуют. Теперь жизнь сына
зависит только от тебя.
– Но… – начала женщина.
– Заткнись, – не повышая голоса, сказал
Алексей. – Твой Павел взрослый мужик и сам о себе позаботится, а тебе надо
думать о сыне. И никаких вопросов. Все поняла?
– Да, – едва слышно ответила женщина.
– Собери вещи себе и сыну, вы уезжаете на несколько
дней.
– Но моя работа…
– Мне что, надо пацану руку сломать, чтобы до тебя
дошло?
Лариса бросилась к шифоньеру, достала сумку и собрала вещи.
– Ты не слишком суров? – тихо спросила я.
– Не слишком, – отрубил Алексей.
Через несколько минут мы были возле машины. Женщина с сыном
устроилась сзади.
– Мама, куда мы едем? – спросил Павлик.
– На рыбалку, – улыбнулся ему Алексей.
– Правда? А ты мне удочку дашь?
– Если будешь слушаться маму.
За всю дорогу Омельченко не задала ни одного вопроса, тихо
разговаривала с сыном, прижимая его к себе. На заправке, где мы остановились,
попросилась в туалет.
– Я тоже хочу, – сказал Павлик, и Лариса молча
взглянула на Алексея.
– Идите, – кивнул он.
Наблюдая за тем, как она, держа сына за руку, направляется к
кафе, я спросила:
– А если она все-таки…
– Нет, – покачал головой Алексей. – Она все
поняла.
