— Что?! Каким образом? Вы же говорили о том, что оборона наша крепка и русские ее быстро взломать не смогут. Буквально два дня назад!
— Да. Говорил, — твердо встретил взгляд императора Мольтке. — Но я ошибся. Русские внезапно вытащили из рукава нескольких тузов, о которых мы не имели ни малейшего представления, и бросили их на стол в убийственной комбинации. Нас раздавили кирасиры и драгуны. А с воздуха…
— Погодите-ка! — перебил Мольтке Император. — Какие такие кирасиры? Вы в своем уме? Тяжелая кавалерия — это уже давно история!
— Ваше Императорское Величество, — невозмутимо, но вежливо начал Мольтке, — прошу простить меня. Дело в том, что я использовал названия, не пояснив их значения. Дело в том, что русские назвали кирасирами совсем не кавалерию, а войска, использующие в качестве основного оружия бронированные тракторы, вооруженные пулеметами. Они оказались совершенно неуязвимы для нашего стрелкового оружия и шрапнелей. За все их наступление мы смогли только три механизма подбить из артиллерийских орудий и семь из крепостных ружей. Драгуны же, не кавалерия, а пехотные части, обученные воевать во взаимодействии с кирасирами.
— Странно… — задумчиво произнес Фридрих. — Йоган докладывал мне о том, что подобные войска в России только создаются и обкатываются на полигонах, да и их боевые качества он оценивал невысоко. А тут…
— Да никто не ожидал подобного. Он был в этом вопросе не одинок, придерживаясь общего, казалось бы, весьма здравого взгляда на вещи. Тем более что до сих пор никто так и не понял толком, как с ними бороться. Вы понимаете, — замялся Мольтке, — из войск докладывают, что эти кирасиры очень гибко и аккуратно действуют, часто меняя тактику. То бронированные трактора прут на наши позиции под прикрытием плотного шрапнельного огня, то при поддержке пехоты проводят маневренные операции, то вообще используют засады. У нас в войсках сейчас совершенная паника, которая только усиливается из-за того, что русские вводят вслед за кирасирами и драгунами обычную пехоту, развивая наступление и закрепляя успех. За минувшие двое суток передовые отряды русских смогли пройти вперед на тридцать миль
[73]
и уже сейчас на их пути нет никаких серьезных сил до самого Белграда. Да и там… — подавленно и обреченно вздохнул Мольтке. — Они продвигаются дальше по долине практически обычным маршем, совершенно не встречая сопротивления. Кроме того, мы не успеваем отвести войска от горных перевалов. Эта фланговая атака русских поставила весь фронт в критическое положение — уже сейчас ситуация такова, что я не исключу окружения и блокады нашей основной военной группировки в Югославии. На границе стоят еще две дивизии, но они там находятся на переформировании после неудачного наступления и, по сути, представляют собой два сильно побитых полка, лишенных артиллерии.
— Вы сказали что-то про воздух. Что там?
— Русские в направлении главного удара применили массированно дирижабли и новые аэропланы.
— Аэропланы? — округлил глаза Фридрих. — Как их вообще можно применить? Ведь на Международной выставке, проведенной в Москве в прошлом году, нам их показывали и рекомендовали в роли перспективнейших решений в области воздухоплавания. Впрочем, никаких поразительных успехов они не продемонстрировали, а потому вы, мой любезный Хельмут, сами отозвались о них как о дорогой и бессмысленной игрушке.
— В Югославии были применены совершенно иные аэропланы. Основную проблему для нас составили двухмоторные бипланы, которые несли с собой не только неплохой запас малых осколочных бомб, но и были вооружены пулеметами в турелях, из которых они тщательно поливали наши позиции. Из-за их маневренности, скорости и умеренных размеров мы смогли сбить только один такой аэроплан. Остальные же учинили совершенный разгром в 17-й пехотной дивизии, полностью выведя из строя ее артиллерию и сильно проредив пехотные порядки.
— Странно… Очень странно.
— Более чем. Тот сбитый аэроплан был осмотрен одним офицером нашей армии. Я читал его доклад и могу уверенно говорить, что сбитый аэроплан русских на голову выше всего того, что они нам демонстрировали в прошлом году в Москве. Кроме того, на части деталей стоит заводская маркировка с указанием даты изготовления… Обер-лейтенант Ганеман видел своими глазами датировку двух-трехлетней давности на отдельных элементах конструкции.
— И что это значит?
— То, что русские нам морочили голову. Все эти аэропланы летали еще до выставки, на которой они нам показали какие-то ранние и весьма убогие поделки. У нас не было и таких, но уровень того, что нам показали, был не серьезен, поэтому мы и восприняли русское увлечение аэропланами как баловство Александра.
— Не удивительно, — зло скривился Фридрих. — Так. Давайте вернемся к Белграду. Что с ним?
— Мы его не удержим. Нечем. Там полк пехоты. Артиллерии нет. Беда в том, что основные силы у нас сосредоточены в горах, вблизи от линии фронта и быстро вывести их назад по тем ужасным дорогам нереально. А вот кирасиры с драгунами двигаются по долине реки Западная Морава, и весьма быстро. За минувшие два дня с начала наступления они смогли с боем проходить по пятнадцать миль в сутки. Теперь же я думаю, что их скорость продвижения будет серьезно увеличена и через два, максимум три дня они окажутся на подступах к Белграду. Они ведь полностью переведены на механическую тягу. Из докладов следует, что у них все до последнего нестроевого двигаются на колесах или гусеницах. Средняя маршевая скорость по грунтовой дороге порядка десяти миль в час. Задержки могут быть, но несущественные, ибо нам их нечем организовать. Так что кулак из кирасирской бригады и трех драгунских полков…
— Что вы предлагаете? — перебил Мольтке Император.
— Пытаться развернуть наши фронтовые резервы и ударить во фланг наступающей русской группировки. Но, если честно, я не верю в успех. Ведь нашим войскам по горам нужно скакать не меньше недели. К этому времени русские уже займут Белград и смогут подтянуть пехотные части для прикрытия. Шанс есть, но небольшой. Причем не разгромить наступающие войска нашего противника, а остановить, задержать, давая время фронтовым частям оттянуться за Белград. Кроме того, после занятия Белграда русские перережут нам основную телеграфную линию управления войсками. Останутся курьеры, но если мы русских не остановим, то уже через пять-семь дней связь с нашей армией будет потеряна. Мы можем попробовать наладить курьерскую связь через хорватскую границу Австрии, но чрезвычайно расстроенное снабжение продовольствием и боеприпасами это не компенсирует никоим образом.
— Таким образом?
— Таким образом, мы проиграли. Потери при отступлении у нас будут колоссальные. Убежден, что максимум, что у нас получится сделать, это зацепиться за берег Дуная. Но русские воздухоплавательные войска очень сильны. Несколько дней их усердной работы — и мы будем вынуждены снова отступить дальше к северной границе. И это при том, что сам факт вывода хотя бы трети фронтовых войск к Дунаю — еще та авантюра с невысоким шансом на успех. Но даже если нам будет везти или русские решат отдохнуть… Все одно — нам нечего противопоставить массированному применению аэропланов и дирижаблей. Причем, если аэропланы еще можно сбивать, хоть и невероятно сложно — у нас для этого нет специального оружия, поэтому приходится вести по ним винтовочный огонь пехотными плутонгами, то вот дирижабли у нас уже ничего не достает, а их бомбовая нагрузка намного серьезнее. Это поражение, Ваше Императорское Величество, колоссальное и грандиозное.
