Полностью проснувшись, я увидел, как… существо — я с трудом мог думать о нем как о Мэтью — начало двигаться. Дрожа, оно медленно сгибалось в поясе, пока, наконец, не село прямо. Чудовищная голова медленно повернулась в мою сторону, а затем я услышал последние слова, которые произнес в своей жизни мой племянник:
— В-воды… В-ванну… Проводи… меня… в… ванную…
Существо перекинуло зеленую перепонку, в которую превратилась нижняя часть его тела, через край кровати и каким-то образом сумело встать. Шаркающей походкой, до сих пор одетое в халат, который я одолжил Мэтью в качестве компенсации за то, что поселил его в холодной комнате, оно направилось к двери. Мгновение спустя, очнувшись, я бросился на помощь моему… моему племяннику, но обнаружил, что произошедшая с ним мутация, хоть и лишила его человеческих черт, но ни в коей мере не лишила его сил. Движениям Мэтью мешала лишь покрывавшая его тело быстро твердевшая зеленая оболочка; мне пришлось лишь слегка поддержать его, пока он привыкал к своей новой двигательной системе. Не помню точно как, но мне удалось в конце концов довести его до ванной, где он остался сидеть, то и дело вздрагивая, пока я наполнял ванну теплой водой.
Именно тогда, сбегав несколько раз туда-сюда с громадным железным чайником, я заметил нечто, происходящее в ванной — нечто столь ужасное, что я попятился прочь, а затем рухнул на пол, лишившись чувств…
Когда я очнулся, было уже темно. Вспомнив причину своего обморока, я вздрогнул, а затем, ощутив прикосновение каменного пола к щеке, поднялся на ноги. Когда я в последний раз видел своего племянника, или, вернее, существо, в которое он превратился, тело его источало зеленоватый гной, каплями стекавший в ванну. Но теперь ванна была пуста, не считая этой… жидкости.
Я поспешно направился по следам существа, зеленовато поблескивавшим на полу, и, наконец, обнаружил на письменном столе записку Судя по ее содержанию, Мэтью оставался столь же безумным, как и прежде. Потрясенный, я с трудом разобрал почти нечитаемый почерк на влажном, покрытом зелеными пятнами листке бумаги:
«Вода не годится… Я голоден… Я должен идти в яму… К озеру… Не пытайся меня найти… Со мной все в порядке… Я не болен…
М.».
Последовав за зловещими каплями, ведшими от стола к задней двери, я обнаружил, что она открыта настежь. Я понял, что, возможно, весь дом заражен, и содрогнулся от отвращения, начав внимательнее изучать содержимое ванны — и тут снаружи внезапно послышался чей-то крик. Подбежав к входной двери, я открыл ее. В сторону моего дома со стороны торфяников, тяжело дыша, ковыляла окутанная туманом фигура Бена Картера, местного браконьера.
— Заприте двери, доктор! — хрипло крикнул он, увидев меня. — Там, на торфяниках, бродит ужасное чудовище!
Не останавливаясь, он проковылял мимо моих ворот и постепенно скрылся в тумане. Я облегченно вздохнул, поняв, что он не станет сообщать об увиденном в полицию, по крайней мере, не сейчас, когда у него болталась связка отменных зайцев. Я смотрел Бену вслед, пока туман полностью не поглотил его, а затем быстро надел плащ и нырнул во тьму.
Задача казалась безнадежной. Поскольку на торфяники уже опустилась ночь, к тому же сгустился туман, у меня не было никаких шансов найти Мэтью. Мне еще повезло, что час с лишним спустя я сумел отыскать дорогу назад в Или. Однако я знал, что с рассветом я снова отправлюсь на торфяники. Я не мог бросить его в таком состоянии. Что, если его найдет кто-то другой?
Очевидно, Мэтью направился в сторону ямы. По крайней мере, так следовало из его записки, но как я мог найти это жуткое место, даже приблизительно не зная, где оно находится? Именно тогда я вспомнил про карту, на которой, по словам Мэтью, он отметил свое местонахождение на холме. Конечно же — карта!
Я нашел ее в его комнате…
Всю ночь я почти не спал, мучимый сновидениями, а ранним утром отправился на торфяники. По вполне очевидным причинам не стану описывать путь, которым я шел — если, не дай бог, мой окончательный план не сработает, лучше никому не знать, где находится то место.
Ближе к полудню я наконец отыскал жуткую расщелину в земле, с которой все и началось. Даже для моего непрофессионального взгляда было ясно, что с растительностью, окружающей яму, явно что-то не так. Растения, даже самые обычные и вполне знакомые, странным образом увяли и мутировали. Sehr sonderbare, mysteriose Unkrauter! (Очень странно, неизвестные сорняки!)
Я знал, что для того, чтобы удостовериться в том, что я уже начал подозревать, и чтобы получить четкие доказательства, мне придется спуститься вниз. Но, несмотря на это, сама мысль о подобном заставила меня содрогнуться от ужаса… По коже продолжали бежать мурашки, когда я вбил кол в землю и привязал к нему веревку, ибо даже здесь, наверху, в туманных лучах утреннего солнца в воздухе чувствовался хорошо знакомый запах.
Опасаясь, что отвага может вскоре меня покинуть, я поспешно спустился вниз. Я тут же ощутил ядовитые свойства местной атмосферы, но размышлять об этом было некогда, поскольку мои ноги коснулись каменной платформы, которую построил Мэтью.
В слабом свете было видно, что платформа частично обрушилась, а рядом с ней виднелось вызывающее тревожные ассоциации углубление в смешанном с песком гравии. Разглядывая углубление, я вдруг понял, что в своем нынешнем состоянии Мэтью никогда не сумел бы сюда спуститься, даже если бы его веревка до сих пор висела там, где он ее оставил. Даже трудности, с которыми ему наверняка пришлось столкнуться во время подъема на холм, казались непреодолимыми, и, тем не менее, я был уверен, что ему это удалось, и сейчас он где-то рядом во мраке. Именно углубление в песке не оставляло никаких сомнений…
Ибо, хотя вокруг были и другие следы — знаки предыдущего визита моего племянника — этот был намного более глубоким, свежим, и вообще другим. Именно такой след оставило бы на влажном песке упавшее тело!.. Я поспешно выбросил из головы возникшую у меня мысль.
Светящийся мох, который описывал Мэтью, действительно оказался на месте, но мне не хотелось двигаться дальше лишь при его свете. Достав карманный фонарик, я включил его. Вероятно, фонарик обо что-то ударился во время спуска, поскольку луч его был слабым и мигающим. Не улучшил положения и сгущавшийся наверху туман, перекрывая слабый свет, проникавший из расщелины.
Сначала я осветил лучом фонаря мертвенно-бледные стены и поверхность похожей на суп воды, затем перевел луч на естественную арку, за которой озеро исчезало из виду. Чувствуя, как ко мне возвращается прежняя смелость, я быстро вошел в озеро. Почувствовав, как слизь окутывает мои ноги, я вздрогнул, радуясь тому, что отвратительная жижа не достигает верха моих сапог.
Я направился прямо к арке и, пригнувшись, прошел через нее. Первое, что осветил мерцающий луч фонаря в мрачной пещере, это свисающие с высокого потолка окаменелые «клинки». Затем, когда я повернулся влево, луч упал на безжизненно обмякшую возле стены фигуру.
Я стоял, не в силах пошевелиться, дрожа как в лихорадке и чувствуя, как на лбу проступает холодный пот. Единственным звуком, который я слышал, не считая отчаянного биения собственного сердца, был медленный стук падающих капель зловещей влаги.
