Фотография была так себе, сделана на улице с большого
расстояния, но мужчину я узнала сразу: именно с ним на днях встречался Павел.
— Кто это? — спросила я.
— А ты не знаешь? Впрочем, откуда… Объясняю. Этот тип —
что-то вроде доверенного лица некоего господина по фамилии Воропаев. Что, и о
нем не слышала? Это даже обидно, дорогая, — скривился Ник, — ты совершенно
не интересуешься делами фирмы. Воропаев, гнида этакая, наш главный конкурент,
это именно он пытается оттяпать у нас химзавод и многочисленные прочие блага.
Все никак не угомонится, кровопийца. Да-а… О чем, собственно, я? Вспомнил, вот
об этом дяде. Не поверишь — пропал, вторые сутки найти не могут. И на нас,
мерзавцы, осерчали. Говорят, мы руку приложили. Обидно слышать беспочвенные
обвинения в свой адрес. Сегодня мне другое доверенное лицо Воропаева очень
нагло за это выговаривало. А я, точно сирота, в ум взять не могу, чего от меня
хотят невоспитанные люди.
— Что значит — пропал? — вертя фотографию,
спросила я, пытаясь выиграть время.
— Пропал — это значит, что его нигде нет. Ни дома, ни в
офисе, ни у любовницы, вообще нигде. Вот что в городе творится. Я весь в печали
от напрасных обвинений по одному поводу, и вдруг являешься ты и говоришь, что я
вашего Тони подставил. До него ли мне сейчас? И кому он, придурок, нужен? Если
только увидел что случайно… Такое бывает. Вот и отправили на нары, чтоб, значит,
отдохнул немного и не мешал людям решать их проблемы.
Я смотрела на фотографию, не в силах что-либо сказать.
Доверенный человек встречался с Павлом. Зачем? Возможно, они просто знакомые,
но если Павел… Господи, этот тип исчез, значит, и Павлу грозит опасность.
— Что-то ты в лице переменилась, — хихикнул
Ник. — Может, все-таки видела дядю? Нет? Ну, на нет и суда нет.
Я вернула ему фотографию. Ник вдруг сделался серьезным.
— Ты с мальчиком своим спи, но за ним приглядывай. Как
бы он тебя не оставил с носом. Во второй раз, по-моему, а? Ладно, катись
отсюда. Надоела ты мне. Чувствую, не будет от тебя толку.
Я сочла за благо побыстрее удалиться. Вернулась в свою
машину, позвонила Павлу — он был у несчастной Машки. Хотела задать ему мучивший
меня вопрос, но не решилась и поехала к ним. Машка как будто успокоилась,
сидела возле окна, сложив руки на коленях, и смотрела вдаль невидящим взором.
Павел поспешил уехать, сославшись на какие-то дела. Я решила, что ему просто
тяжело находиться здесь.
— Я была у Рахманова, — начала я рассказывать,
когда мы с Машкой остались одни. — Он обещал помочь. Сказал, через
несколько дней Антон будет дома. Тебе надо набраться терпения.
— Ты не понимаешь, — покачала она головой. —
Он ни в чем не виноват. Ни в чем! И сидит в тюрьме. Теперь они взялись за него.
Они никогда не оставят нас в покое…
— Машка, перестань. Я уверена — это недоразумение.
Нужно время, чтобы во всем разобраться.
— Я чувствовала, — закрыв лицо руками, быстро
заговорила она, — чувствовала: что-то случится, как только ты сказала, что
он здесь.
— Кто? — не поняла я.
— Твой Пашка. Стоит ему появиться в твоей жизни…
— Прекрати. При чем здесь Пашка?
— Ты словно помешалась на нем, ты ничего не видишь. Ни
тогда, ни сейчас. Ты не видишь, что он негодяй, он…
— Допустим, — перебила я. — Но какое
отношение он имеет к тому, что произошло с Тони? — Я еще не успела
произнести фразу до конца, а сердце болезненно сжалось, и я погнала прочь
мысли, которые не давали мне покоя с того самого момента, как я покинула машину
Ника.
— Не знаю, — покачала она головой. — Но
чувствую: теперь, когда он здесь…
— Ты просто напугана. Тони вернется, и все опять будет
хорошо.
Я обняла ее, но она торопливо отстранилась. Я видела, что
мое присутствие не приносит ей облегчения, скорее наоборот. К счастью, позвонил
Рахманов. Он долго разговаривал с Машкой, она всхлипывала, что-то говорила в
ответ, раз двадцать повторила «спасибо», даже улыбнулась, наконец повесила
трубку.
— Он сказал, что все не так плохо, — ответила она
на мой немой вопрос. — Приложит все силы. Хорошо, что у Тони такой
друг, — сказала Машка, глядя мне в глаза. Возможно, она ждала, что я
отвечу на это, но я молча кивнула.
— Тебе лучше лечь, — чуть позже предложила
я. — Я останусь ночевать.
— Не надо. Я не хочу, чтобы Пашка сюда приезжал, а он
непременно приедет, если ты останешься.
— Не приедет.
Я позвонила Павлу и сообщила, что останусь у Машки. Его это
вроде бы обрадовало.
— Увидимся завтра, — весело сказал он и
отключился.
Машка, приняв снотворное по моему настоянию, вскоре уснула.
Я сидела рядом, глядя на ее умиротворенное лицо, и не находила покоя. В голове
все перемешалось: слова Ника, ее слова.., и я то и дело мыслями возвращалась к
Павлу. Я его подозреваю? В чем? В том, что он подставил Тони? Зачем?
— Это не правда, — пробормотала я. — Не
правда. Мы встретимся, и он мне все объяснит.
Утром Машка проснулась поздно. Я не рискнула ее оставить,
правда, ненадолго пришлось отлучиться — я съездила на работу, оформила отпуск.
Позвонила Виссариону. Известие о том, что Тони арестован, его по-настоящему
огорчило. Опять позвонила Павлу.
— Часа в два я тебя встречу, — сказал он мне.
Сказал так, что стало понятно: до моих объяснений, что Машку сейчас оставлять
одну нельзя, ему нет никакого дела.
К обеду приехала сестра Антона (она жила в Рязани), и Машка
ей обрадовалась. Они разговаривали на кухне, вроде бы забыв про меня. В
половине второго Павел позвонил.
— Подъеду через полчаса. Выходи.
— Тебе необязательно сидеть со мной, — пожала
Машка плечами. — Оттого, что ты рядом, ничего не изменится.
— Не говори так, — попросила я. Она поморщилась.
— Я не одна. Если будут новости, я позвоню.
Мы простились как-то слишком сухо, и это долго не давало мне
покоя.
Павел стоял возле машины, курил, глядя куда-то в даль, лицо
его показалось мне бледным, усталым.
— Как Машка? — спросил он, устраиваясь за рулем.
— Плохо.
— Ничего, разберутся и отпустят парня. С таким дружком
он не пропадет.
— Я хотела спросить… — начала я и испугалась.
