— Тачка на стоянке, — сказал, бросив мне ключи от
машины, взглянул на плакат в прихожей и усмехнулся:
— Никак не расстанешься с прежними игрушками?
— А зачем? — спросила я.
— В самом деле. Если честно, я иногда ревновал тебя к
этому типу. Вы были бы прекрасной парочкой, в бою ты бы прикрывала спину любимого,
а в минуты редкого затишья стирала ему носки, с просветленным лицом слушая, как
он болтает о революции.
— По-моему, ты и сейчас ревнуешь, — улыбнулась я.
— Есть немного, — засмеялся он. — А если я
попрошу снять плакат и выбросить в мусорное ведро?
— Пошлю тебя к черту.
— Достойный ответ. Свари кофе.
Когда я вошла в комнату, Павел сидел в кресле, раскинув
руки. Волосы растрепались и падали на лоб, глаза прикрыты, он дышал медленно и
спокойно, точно медитировал. Взял кофе из моих рук и принялся разглядывать
меня.
— Все-таки странно, что ты стала такой
красавицей, — чуть ли не с обидой заявил он. — В юности ты больше
напоминала пушистого зайчонка, а такие мягкие и пушистые с возрастом становятся
толстыми зайчихами.
— У меня все еще впереди.
— Конечно. Как там Машка? — спросил он, а я
принялась рассказывать. — Этот ее Антон — друг Рахманова? Занятно. И чем
он занимается?
— Он бывший офицер, сейчас работает на заводе,
электриком.
— С таким дружком и на заводе вкалывать? У него что, на
плечах кочан капусты?
— Он просто порядочный человек.
— Ясно, значит, идиот.
— Они завтра возвращаются из отпуска. Может быть,
захочешь ее увидеть? Она будет рада.
Он немного подумал.
— Почему бы и нет? Договорись с ними, скажем, на
послезавтра. Закатимся в ресторан и будем вспоминать молодость.
— Можно я тебя спрошу? — задала я вопрос,
устраиваясь рядом.
— Судя по выражению твоего лица, спросить ты
собираешься очередную глупость. Валяй, я добрый.
— Почему ты вернулся?
— Этот вопрос ты уже задавала, и я ответил. Разве
нет? — Он вздохнул, потом очень осторожно коснулся ладонью моего лица. Он
смотрел на мои губы и, не поднимая взгляда, заговорил очень тихо:
— Хотел увидеть тебя. Три месяца назад ты мне вдруг
приснилась. Мне казалось, я успел забыть тебя. Иногда, конечно, вспоминал. И
даже думал: любопытно было бы узнать, как ты там… Но эти мысли не особо
беспокоили. И вдруг тот сон. Странный, тревожный. Весь день я потом ходил сам
не свой. А вечером подумал: может, опять приснишься?
— Приснилась?
— Нет. Ты ведь всегда была ужасно упрямой. Я ждал ночи,
чтобы увидеть тебя, а ты не приходила. Я терпеть не мог день, потому что спать
двадцать четыре часа в сутки еще не научился. Ждал ночи, злился, опять ждал, а
тебя носило по другим снам, а ко мне ты не являлась. И тогда я вдруг подумал,
чего проще: приехать и увидеть.
— Ты даже не позвонил, — усмехнулась я.
— Не позвонил, — согласно кивнул он, обнял меня и
привлек к себе. — Прежде чем свалиться тебе на голову, следовало узнать: а
придется ли кстати мой визит?
— Вот как… — Я поудобнее устроилась на его плече и
чувствовала себя счастливой, теперь все, что бы он ни сказал, уже не имело
значения, лишь бы сидеть вот так и видеть его. — И что ты узнал?
Он все-таки нахмурился.
— Много чего. О твоей дружбе с Ником. О том, что ты
любовница самого говорливого парня в городе, который неплохо смог заработать на
своем даре.
— Это ты о Рахманове?
— Ага. Что ты родила ему ребенка. Вы расстались, и он
забрал ребенка себе, а ты вновь спуталась с Ником. Это похоже на правду?
— Похоже.
— Ты действительно оставила ему сына?
— Вариантов не было.
— Ясно. Но ты надеешься его вернуть?
— Иногда такая мысль посещает, но все реже. Сына,
конечно, можно выкрасть и бежать отсюда сломя голову, надеясь, что где-нибудь
раздобуду новые документы, в противном случае ребенка ждет незавидная участь.
Маленькие дети иногда болеют, и первый же такой случай приведет к серьезным
трудностям. К тому же в последнюю нашу встречу он заплакал, увидев меня, и
потянулся к няне.
— То есть ты готова от него отказаться?
— Нет. Но я хочу, чтобы мой сын был моим сыном, а не
ребенком, которого я украла у отца.
— Ты считаешь это возможным? — удивился Павел.
— Я была уверена, что Рахманову ребенок не нужен, что
он вышвырнет нас из своей жизни, глазом не моргнув. Сколько на свете отцов,
готовых навеки проститься с родным чадом при первой ссоре с дражайшей
половиной…
— Но он оказался не из таких?
— Его сводит с ума мысль, что я его использовала. Это
причина его несговорчивости. Хотя Антон убеждает меня, что Рахманов любит сына.
Возможно. Поцелуй меня, пожалуйста, — попросила я.
Он улыбнулся, а потом поцеловал. Я счастливо засмеялась,
потому что его взгляд отяжелел от желания, и я откинулась на спину, изнывая от
любви, как от боли.
Комната тонула в темноте, я нащупала выключатель настольной
лампы, вспыхнул свет, и я на мгновение зажмурилась, а потом повернула голову.
Павла рядом не было. Я сама удивилась тому, как это меня испугало.
— Павел! — позвала я.
— Ты проснулась?
Голос доносился с кухни. Я вздохнула с облегчением и тут же
почувствовала что-то вроде стыда. Вести себя так, как я, — верный способ
лишиться возлюбленного.
— Мне приснился плохой сон, — виновато соврала я,
появляясь на кухне.
Павел стоял возле окна, курил, свет в кухне не горел. Его
лицо в свете фонаря во дворе казалось усталым, даже измученным. Он выбросил
сигарету и улыбнулся.
— Ты похожа на испуганного ребенка, — сказал
ласково.
— Это все сон.
— Что тебе приснилось?
— Не помню. Просто осталось тревожное чувство.
— Скоро все твои сны будут счастливыми. — Я
подошла ближе, и он обнял меня. — Сейчас мне кажется, что мы не
расставались. Все, как прежде.
— Это хорошо?
— Конечно. — Он засмеялся.
