— Вам кого? — повторила она, а я окончательно
смешалась, потому что не знала, как спросить Павла, он ведь вполне мог
назваться девчонке другим именем (почему-то я была уверена, что он явился в
город с липовыми документами). Я даже обрадовалась этому обстоятельству, хотела
извиниться и уйти, но тут дверь открылась шире, и показался Павел: в джинсах,
босой, в расстегнутой рубашке.
— Это ко мне, дорогая, — сказал он и кивнул мне:
— Заходи.
И я вошла, чувствуя свою абсолютную ненужность в его доме, в
этом своем дурацком костюме за сумасшедшие деньги, с прической, маникюром и
прочей чушью. Девушка с любопытством разглядывала меня и сказала, точно
опомнившись:
— Пожалуйста, проходите в комнату. — И чуть
заметно усмехнулась, глядя на Павла, а тот пожал плечами, точно хотел сказать:
«А что поделаешь, не гнать же ее в самом деле?»
— Лучше на кухню, — предложил он. — Мы хотели
чай пить, вот и посидим по-домашнему.
— Проходите, проходите, — улыбнулась девушка.
— Спасибо, — сказала я и испугалась, что она
услышит, как у меня клацают зубы, так сильно меня трясло.
Друг за другом мы прошли в крохотную кухню. Девушка быстро
расставила чашки, разлила чай, спросила весело:
— Ты нас познакомишь?
— Это Юля, — кивнул он на меня. — Мы когда-то
жили по соседству. А это Вика.
Девушка замерла рядом с ним, положив руку ему на плечо, а он
поглаживал ее ладонь, разглядывая меня.
— Вот как, очень интересно. — Девушка замолчала, а
я придвинула чашку, пряча взгляд. — Угощайтесь. Может быть, хотите
пирожных?
— Не суетись, — перебил ее Павел.
— Не обращайте внимания, — ответила она. — Он
совершенно невыносим, когда у него плохое настроение.
— Извините, — смогла произнести я. — Я,
наверное, не вовремя. В общем-то, дело у меня пустяковое, мы могли поговорить
по телефону.
— Мы все равно бездельничали, и гости бывают у нас не
часто.
Девушка села рядом со мной, пододвинула ближе ко мне вазочку
с вареньем. Я быстро огляделась. Маленькая кухня, чисто, уютно. Было в обстановке
что-то спокойное, тихое, что-то такое непривычно домашнее, чего никогда не было
у меня. И Павел, и эта девушка рядом с ним были так красивы, и так хорошо им
было вдвоем в этой теплой квартире, что в то мгновение ничего, кроме грустной
зависти, я не почувствовала и только потом поняла, как нелеп, как глуп мой
визит сюда. «Вот уж точно, — подумала я, — надо знать свое место».
А вокруг каждая вещь: шторы на окнах, чайник на столе,
полотенце, небрежно брошенное на спинку стула, даже работающий телевизор за
стеной, — говорила о человеческом счастье. И мне захотелось зажмуриться и
закричать от ужаса, потому что никогда не сидеть мне вот так в своем доме,
среди привычных вещей, не слышать детской возни и веселого голоса сына и не
любить просто, буднично своего ребенка, своего мужа.
Я боялась открыть рот, чтобы не закричать, боялась, что они
увидят мои дрожащие руки… Звон чашки вывел меня из оцепенения, тонкий фарфор
разлетелся вдребезги, а я смотрела на свои скрюченные пальцы, закусив губу, на
разбитую чашку у своих ног, на подол юбки, залитый чаем, мне было горько и
страшно, и слезы потекли по моим щекам, стекая по шее. Мне было стыдно перед
этими людьми за свое некрасивое жалкое лицо, и я прошептала:
— Простите, я не хотела…
— Да что вы, бог с ней, с чашкой, расстраиваться из-за
таких пустяков…
Вика схватила полотенце и попыталась оттереть мою юбку.
— Надо солью посыпать, костюм, наверное, дорогой.
— Ерунда, — пробормотала я, с благодарностью
принимая ее помощь, быстро вытерла лицо, размазав косметику, постаралась
улыбнуться и от этого выглядела еще более жалкой.
— Вот что, — хмуро сказал Павел, посмотрев на
Вику. — Оставь нас на минутку.
Она повернулась к нему, хотела что-то сказать, но вышла из
кухни.
— Ну, — повернулся он ко мне, — что за
разговор? — В его взгляде были брезгливость и еще скука.
— Мне.., я лучше пойду, — ответила я, поднимаясь.
Он тоже встал из-за стола.
— Вызвать тебе такси?
— Спасибо, я на машине.
— Прощай, — сказал он, распахивая входную дверь.
Я шагнула в коридор, за моей спиной щелкнул замок, а я
вздрогнула. Хотела бежать, но не смогла, привалилась к стене и закрыла глаза.
Не знаю, сколько бы я так стояла, но тут услышала голоса.
Сначала Викин:
— Зачем она приходила?
— Понятия не имею, — ответил Павел.
— Странно. Вообще-то я в твои дела не лезу, только… Кто
эта девушка, Павел?
— Я же сказал…
— Почему она так плакала? Она ведь не сумасшедшая?
Почему она так плакала?
— Отстань! — рявкнул он, хлопнула дверь, и голоса
стихли.
А я отлепилась от стены и начала спускаться по лестнице.
Надо поскорее покинуть этот дом… Я знала, что Вика сейчас стоит у окна и
наблюдает за мной. Мне хотелось поднять голову и помахать ей рукой, чтобы она
знала, что я ей благодарна, но я не решилась.
Завела машину и рванула с места, точно от погони. Боль уже
отступила, только тоска тянула душу. Я представила, что мне придется сейчас
сидеть одной в своей квартире, вышагивать из угла в угол, и решила, что домой
не поеду. На ум пришел Виссарион, но и к нему я не поехала. Летела через весь город,
а когда он остался позади, направилась на север — все равно куда, лишь бы была
дорога.
Когда над лесом впереди поднялась огромная луна, я свернула
на проселочную дорогу и остановилась. Ныла спина, глаза горели, точно под
веками был песок. Я перебралась на заднее сиденье, подтянула ноги к животу и
стала петь себе колыбельную, как в детстве, когда умерла мама. Я проспала часа
три и проснулась оттого, что затекли ноги. Сонно выглянула из машины. Никаких
чувств не было, кроме усталости и желания поскорее оказаться в своей постели.
Зевая, я вышла, сделала три круга вокруг машины, разминая ноги, а потом поехала
к городу. Хотела остановиться, выпить кофе в придорожном кафе, но, взглянув на
свой костюм, отказалась от этой мысли. Гнала по шоссе, засыпая на ходу, злясь
на себя, на долгую дорогу, на машину, у которой почему-то с трудом
переключались скорости.
