Но в тот момент даже это обстоятельство меня не особенно
занимало. Мыслями я то и дело возвращалась к Пашке. Странно было думать, что он
рядом. Все эти годы я была уверена: мы больше никогда не встретимся. Бог знает
причину этой уверенности, просто знала, и все. И была убеждена, что так лучше
для него. По крайней мере, безопаснее уж точно. И для меня, наверное, тоже.
Потому что легче знать, что никогда его не увидишь, чем надеяться, а еще
бояться за его жизнь. И вдруг он вернулся. И сегодня вечером я его увижу.
Холодок прошел по спине, и я с удивлением поняла, что боюсь. На сей раз не за
его жизнь, просто боюсь. Увидеть его, говорить с ним… Я покачала головой, глядя
на проезжающие мимо машины. Неужто все так просто, войду в бильярдную на Чехова
и его увижу? Я вновь покачала головой, точно речь шла о каком-то невиданном
фокусе: хождению по воде или летающих слонах.
Руки дрожали, когда я потянулась с ключом к замку зажигания,
и сердце вдруг забилось сладко и тревожно.
— Черт-те что… — буркнула я и поехала домой.
Я едва дождалась семи часов, времени, когда в прежние
времена в бильярдную на Чехова подтягивались завсегдатаи. Я запрещала себе
думать о том, какой будет наша встреча, и предположения типа «а он…», «а я…»
только раздражали. Я хорошо представляла, как далека бывает реальность от
фантазий, но одно знала точно: если компромат существует, Ник его не получит.
Впрочем, скорее всего, и я не получу. Пашка отлично знает цену того, что
случайно попало ему в руки. Значит, моя задача убедить Ника, что у него ничего
нет. Задача не из легких.
Я вздохнула и внезапно подумала: а что мне следует надеть?
Вот уж неожиданная мысль, но она теперь захватила меня целиком, точно ничего
важнее на свете не было. В крайней досаде я принялась вытаскивать из шкафа
одежду, разбрасывая ее по комнате, примеряла, невольно хмурилась, пока вся эта
суета не показалась мне ужасно глупой. Из духа противоречия я осталась в
джинсах, только сменила футболку на рубашку и, не глядя больше на себя в
зеркало, заспешила к двери. Возле плаката, на котором красовался Че Гевара,
все-таки задержалась — он вроде бы смотрел укоризненно, а я отмахнулась:
— В женщинах ты ничего не понимаешь, команданте.
Я и сама мало что понимала. Неужели я чего-то жду от
сегодняшней встречи? Через столько лет? Такое чувство, будто бегу на свидание.
Машина некоторое время не желала заводиться, и я сочла это
дурным предзнаменованием, по-настоящему расстроившись. Затем на центральном
проспекте угодила в пробку, потеряв терпение и полчаса времени, и наконец-то
свернула на улицу Чехова. Я очень торопилась, потому что вдруг подумала: он,
может быть, и не придет сегодня, в конце концов, о встрече мы не
договаривались. Припарковав машину возле бильярдной, я уже собралась выходить,
когда почувствовала странную слабость и некоторое время вынуждена была
посидеть, откинувшись назад, слыша стук своего сердца. «Только этого не
хватало!» — в досаде подумала я и заставила себя выйти из машины. Я быстро шла
от стоянки к бильярдной, считая шаги, чтобы отвлечься.
Посетителей было не так много, как я ожидала, — то ли
еще слишком рано, то ли золотые деньки данного заведения уже прошли. Я окинула
взглядом зал: кажется, никого, похожего на Пашку. И тут заметила его. Он сидел
возле стойки спиной ко мне, и отражение его лица я увидела в зеркале над баром.
И сразу же почувствовала боль, а еще снова страшную слабость.
Я замедлила шаги и оттого подошла почти бесшумно, сдерживая
дыхание, так что он до последнего мгновения не оглянулся.
— Салют, — сказала я и не узнала свой голос — он
звучал хрипло, почти болезненно.
Павел обернулся. Передо мной было его лицо с большими,
фантастически синими глазами с приглушенным блеском. Удивительно красивое лицо,
но недоброе, насмешливое, настороженное, и я поразилась тому, как изменился
Пашка. И вдруг имена, которыми я привыкла называть его — Паша, Павлик, а когда
сердилась, Пашка, — показались чужими, мой язык не поворачивался назвать
его так.
Много лет назад он был красивым парнем, а теперь передо мной
сидел красивый мужчина. Лицо дерзкого мальчишки, от которого млели девицы и
матери семейств, изменилось, и теперь я с трудом находила в нем что-то общее с
тем Пашкой, которого любила и так хорошо знала. И я пыталась разглядеть
знакомые черты сквозь маску равнодушия с застывшим на ней особым презрительным
выражением, свойственным сильным, сознающим свою силу и жестоким людям. Лицо
этого красивого мужчины было злым и грустным одновременно.
— Привет, — ответил он. Голос его остался прежним:
нежным, бархатным.
Я села рядом с ним, положив руки на стойку. Он все еще
держал в руке пустой бокал, мы смотрели друг на друга, и я разом забыла, зачем
я здесь, и только мучительно искала слова, которые должна была сказать ему.
— Ты очень изменился, — наконец произнесла я
совсем не то, что хотела.
Он усмехнулся краешком губ.
— Ты тоже. Очень красивая и очень уверенная в себе
женщина. Успешная, — добавил он и улыбнулся шире.
— Шутишь? — хмыкнула я.
— Нет, — покачал он головой. — Хотя
впечатление может быть обманчивым, тут я спорить не буду. Ты зачем
пришла? — резко сменил он тему. — Ведь не станешь же ты утверждать,
что заглянула сюда случайно и с удивлением обнаружила меня сидящим у стойки.
— Давно в городе? — ответила я вопросом на вопрос.
— Почти месяц.
— Вот как… И не позвонил?
«Зачем я это говорю, — думала я в панике. — Зачем?
Глупые ненужные слова».
— Не предполагал, что ты все еще живешь с отцом, —
пожал он плечами.
— Но мог бы предположить, что у него есть мой телефон.
— Извини, как-то не пришло в голову. Значит, ты узнала,
что я приехал, и поспешила сюда.
— Тебя это удивляет? — спросила я едва ли не со
злостью.
— Нет, почему же. Я рад, что вижу тебя, и вообще… От
кого ты узнала, что я здесь? — Он улыбнулся, а взгляд был насмешливым.
— От Ника, от Никиты Полозова, — ответила я, глядя
в его глаза. На мгновение они изменили выражение, но лишь на мгновение.
— Вот как… — кивнул он. — Говорят, вы с ним
большие друзья.
— Говорят.
— Да? — Он засмеялся. — А мне твой друг
никогда не нравился, полное дерьмо, по-моему.
— Кто бы спорил, — усмехнулась я.
Павел покачал головой, вроде бы сомневаясь в моих словах, и
продолжил:
— Так что Нику от меня понадобилось?
