— Там пропуск. — Новенький открыл тетрадь. — Невозможно прочитать. В некоторых местах записи закрашены тушью. А кое-где целые страницы вырваны.
— Почему это? — спросил Малина.
— Я уже говорил — она в кружок литературный ходила. Как в голову придет, так и писала. Лишние места, наверное, были, вот и сокращала. А переписывать ей нельзя было. Негде. Да и некогда. Поэтому и пропуски. Я хотел переписать, но у меня не получилось ничего.
— Читай так, — сказал Малина. — Чего уж…
— Я вам говорю, — напомнил Корзун. — Мне тут странные сны стали сниться…
— Ничего страшного, это тебя раздатчица в столовой сглазила, — успокоил Малина. — У нее глаз дурной, я сразу заметил. Черный такой глаз. Я даже специальный брелок таскаю…
Малина продемонстрировал брелок.
— Этот брелок берет на себя все сглазы. Его надо носить неделю, а потом сжигать в костре из осиновых веток. Эта раздатчица как брелок увидела, так сразу так улыбнулась и на меня посмотрела…
— Да ты ей просто понравился, — усмехнулся Корзун. — Она на тебя глаз положила…
— Это не смешно, — стал злиться Малина.
В этот вечер снова шел дождь. Палатка промокла, и кое-где с крыши капала вода. Чтобы все кругом не залило, вожатые выдали по два ведра на каждое звено. Вода капала в ведра, и от этого хотелось спать. Чтобы не тянуло в сон, жевали кофе, у Корзуна оказалось с собой много жареных зерен.
— Это не смешно, — злился Малина. — В этом чертовом лагере чего только не бывает! В прошлом году двое пошли в лес за земляникой и провалились в яму с плавленым гудроном. Одного так и не успели вытащить — живьем засосало.
— Это потому, что тут раньше госпиталь был. — Корзун хрустел кофе. — А еще раньше тут тюрьма была. Смертники жили, а там в лесу их расстреливали. Привязывали к деревьям и бах — в голову. Место поганое…
— Кончай врать-то, Корзун. — Малина кинул в Корзуна зерном. — Не было тут ничего такого…
— Я-то знаю, — ухал Корзун. — Я-то знаю…
— Не, еда тут вообще-то какая-то странная… — Малина вертел на пальце брелок. — Я такого мяса никогда не видал…
— Дурила. — Корзун постучал по голове. — Это крольчатина.
— Ага, — усмехнулся Борев. — Крольчатина… Как же…
В тишине слышался лишь хруст разжевываемых кофейных зерен. Борев тоже жевал, перемалывал во рту кофейную кашицу, слушал дождь. Погода, похоже, испортилась надолго.
— А что еще? — спросил всех Корзун. — Крольчатина, конечно.
— Такое красноватое мясо, — дразнил Борев. — И рыбой отдает…
— Конечно, отдает, — спорил Корзун. — Кроликов же рыбной мукой откармливают…
— Из красной рыбы… — продолжал Борев. — Не волнуйся, Корзун, все будет как надо. Все будет хорошо, ты поедешь домой, приедешь, а там все твои предки умерли. Сидят перед включенным телевизором, а сами мертвые. И мухи в воздухе висят. Все как водится…
— Пасть завали! — крикнул Корзун. — Еще что-нибудь такое вякнешь, я тебе всю морду попорчу!
— Послушайте, — спросил из своего угла Малина. — А раньше это мясо в столовых было?
Все переглянулись.
— Я не помню, — признался Корзун. — Не помню, когда его начали давать… Может, неделю назад…
Глухим страшным голосом Борев произнес:
— А вы знаете, что недавно целый автобус пропал?
— Как это? — Корзун снова взялся за свою дубинку. — Как это пропал?
— Просто, — ответил Борев. — Вы что, не слышали? Пять дней назад. Их повезли на автобусе на санацию зубов, и автобус больше не вернулся. Вот так, между прочим…
— Что ты этим хочешь сказать? — Корзун перехватил дубинку покрепче.
— Я? Да ничего. Пропал автобус, а теперь в столовой красное мясо. Вот и думай. Скоро домой, Корзун, домой приедешь, а там все мертвые по лавкам сидят.
— Заткнись, Борев! — Корзун кинул дубинку в Борева, но попал в ведро, ведро опрокинулось и покатилось с громом по полу. — А то я тебе сейчас всю…
— Помните историю про рыбака? — вмешался Малина. — Как он на озере попал в туман и долго не мог из него выбраться? А потом раз — и весло в берег уткнулось. Он на берег выскочил — и к дому. Дверь открывает — а там такая фигня: все сидят и не шевелятся, живые, но будто мертвые. Сначала он думал, что они и вправду померли, а потом смотрит — кот со стула прыгнул и в воздухе завис. Тогда он понял, что это не они померли, а он.
— Вот и ты, Корзун, — злил Корзуна Борев. — Приедешь домой, а там твоя сестра сидит как деревянная…
— Она и так деревянная, — смеялся Малина.
— Надоел, — простонал Корзун. — Завтра я тебе устрою желтые качели…
— Давайте я вам лучше рассказывать буду, — позвал из темноты новенький. — А то вы передеретесь все.
Никто не возразил.
— Только там и дальше пропуски есть, — предупредил новенький. — Вы учтите.
— Учтем, учтем, — нетерпеливо сказал Малина. — Продолжай, а то поздно уже. И дождь. В сон тянет.
Новенький достал тетрадку и начал читать.
«Я увидела, как исказилось лицо Жука. Оно поплыло и стало бесформенным, задергалось в истерическом тике.
— А-А-А! — орал Жук. — А-А-А!
Жук бился на своей надувной подушке. Он махал и руками и ногами сразу, по подбородку у него текла слюна, губа была прокушена. Дэн открыл глаза и смотрел на него непонимающе, он еще не вывалился полностью из сна и пребывал в невменяемом состоянии. Я приставила самострел к стене и принялась будить Жука. Жук проснулся и схватил меня за волосы.
— Проснись! — Я треснула Жука по голове. — Это сон!
Какое-то время Жук еще держал меня за волосы, потом в его глазах проснулся разум, и он меня отпустил.
— Сон, — прошептал он. — Сон мне приснился…
Я сунула ему бутылку с водой, Жук начал пить.
— А тебе? — Он завинтил крышку. — Тебе что приснилось?
— То же, что и тебе. Тебе ведь приснился Володька?
— А ты откуда знаешь? — Жук посмотрел на меня с удивлением.
Я не стала отвечать.
— Ты шагал по дороге, а потом тебе встретился Володька. Он пошел за тобой…
— Он догнал меня! — с ужасом прошептал Жук. — И положил мне руку на плечо. Она была холодная…
Жук огляделся и сразу же схватил свой самострел и стал его любовно осматривать и качать на руках, как мать младенца. Самострел придавал ему уверенности и силы.
— У меня нож пропал, — вдруг сказал Дэн. — Нож. Я ложился спать с ножом, а теперь его у меня нет…
И Дэн уставился на меня.
— А что ты на меня смотришь? — Мне совсем не понравилось, как он меня разглядывал. — Я, что ли, твой нож взяла?
