— Вовсе нет. Электриком на завод. Хотя Рахманов его к
себе звал. Предлагал помощь и вообще… Но Тони не хочет быть кому-то обязанным.
И в охрану не хочет. Он ненавидит все, что связано с войной. Охрана слишком
напоминает недавнее прошлое.
— Поэтому надо устраиваться электриком?
— Что тут смешного? — обиделась она.
— Ничего. Я восхищаюсь твоим Антоном, но сейчас он меня
интересует мало. Лучше скажи, что ты думаешь делать?
— Я? — Машка тихонько засмеялась. — Ничего.
Буду жить, шпионить за шефом, бояться до смерти Ника и радоваться, что на мой
век наркоты хватит.
— Кстати, о твоем шефе, — сказала я и пожалела об
этом, но все-таки продолжила:
— Последнее время ты не заметила ничего
подозрительного?
— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Машка.
— Тебе не показалось, что его отношения кое с кем
ухудшились?
— Почему ты спрашиваешь? — В голосе Машки звучала
настороженность, я пожала плечами.
— Просто так.
— Твой Рахманов приезжал вчера, и они больше часа
ругались.
— А причина?
— Не знаю. Там двойные двери, и Углов их плотно закрыл.
После того как Рахманов ушел, он вызвал меня к себе, был страшно злой,
физиономия красная, пил таблетки и на меня орал, что я шпионка. Потом влепил
мне пощечину и велел убираться.
— Вот свинья, — не удержалась я от совершенно
излишнего замечания.
— Шеф мне не доверяет. Даже не спит со мной в последнее
время. Это страшно злит Ника, он говорит, что я ни на что не годная, безмозглая
дура. Наверное, так оно и есть. Как думаешь?
— Думаю, что он мерзавец и распоследняя сволочь. Но
лучше его не злить.
— Буду стараться. — Машка вздохнула. — Ладно,
пойду спать, завтра подъем в семь утра.
— Хочешь, я останусь у тебя?
— Нет, не хочу. Ты обо мне не беспокойся, глупостей я
не наделаю. Буду мечтать о том, что он вернется. И реветь.
— Что тебе мешает мечтать, когда я рядом?
— Не обижайся, — похлопала она меня по руке.
— Может, он и правда вернется, — сказала я,
поднимаясь.
— Нет, — покачала она головой. — Такие, как
он, если что-то делают…
Мое беспокойство только усилилось. Я вышла из подъезда,
дошла до угла дома, потом вернулась. Хотела подняться в квартиру, но решила,
что Машка мне вряд ли обрадуется, и устроилась на скамейке, глядя на ее окна и
ежась от холода. Дождь кончился, но температура упала, я сунула руки под мышки,
подняла воротник. Свет в Машкиных окнах все еще горел, потом она подошла к окну
и долго стояла так, глядя в темноту, а я смотрела на нее и тихонько поскуливала
от безнадеги, от невозможности что-то изменить, исправить. Потом она позвонила
и сказала:
— Со мной правда порядок. Иди домой, незачем сидеть во
дворе.
— Ты меня видишь?
— Нет. Но знаю, что ты там. Я тебя люблю. И ты ни в чем
не виновата. Обещай мне одно: ты никогда, ни при каких обстоятельствах не
расскажешь ему, что с нами тогда сделали. Мужчина не должен знать такое о
женщине. Женщиной надо восхищаться, а не жалеть ее.
— Я и не думала рассказывать.
Я поднялась со скамьи и пошла к остановке. Помахала Машке —
она все еще стояла у окна.
* * *
Я свернула на свою улицу, когда впереди заметила женщину.
Она нервно оглядывалась по сторонам, точно кого-то опасалась.
— Юлька, — вдруг позвала она, и я узнала
Любку-Кошку. Любка приблизилась и потащила меня в переулок, заговорщицки шепча:
— Ищу тебя часа два. Дома нет, у Виссариона нет, а дело
срочное.
— Что у тебя за дело?
— Он обещал мне приличные бабки, если я тебя приведу.
— Кто? — нахмурилась я.
— Мужик тот. Ну, о котором я тебе говорила.
— Тот самый Анатолий?
— Да, идем скорее. Он, поди, ждать замучился и смылся.
Плакали мои денежки.
— Где он?
— Здесь недалеко. Я вечером шла к Виссариону, и вдруг
он окликнул меня. Короче, он мне дал адрес, велел тебя туда привести.
— Подожди, — притормозила я. — Что он сказал?
— Да ничего. Велел тебя отыскать, обещал приличные
бабки. Ты можешь идти побыстрее?
Мы подошли к двухэтажному строению, где раньше располагалась
станция «Скорой помощи». Дом признали аварийным, под станцию выделили другое
здание, а что делать с домом, похоже, так и не решили. В темноте он выглядел
почему-то зловеще. Вскоре пришлось признать: место выбрано с умом. Подойти к
дому незаметно практически невозможно, зато, в случае чего, смыться отсюда
легче легкого: шмыгнул в ближайшую подворотню и затерялся в лабиринте старых
улиц и переулков.
Мы вошли в подъезд, Любка уверенно направилась к лестнице в
подвал. К моему удивлению, в подвале горел свет. Все стены здесь были покрыты
надписями, должно быть, местечко облюбовали подростки для своих посиделок.
Большая комната изрядно захламлена, но какие-либо обитатели отсутствовали.
Любка пристроилась в углу на подобии нар, посмотрела на меня с сомнением,
достала шприц из сумки и пробормотала:
— Я пока, это.., здоровье поправлю.
— Валяй, — ответила я и отвернулась, хотя мои
взгляды вряд ли бы смутили Любку.
Тут послышались осторожные шаги, и через некоторое время в
комнату вошел мужчина.
— Привет, — сказал он и привалился к стене, сверля
меня взглядом.
Описание, данное ему Любкой, было довольно точным, так что я
могла быть уверена, что передо мной Анатолий. Любка помахала ему рукой из
своего угла, закрыла глаза и, по всей видимости, счастливо отбыла в другую
реальность.
— Салют, — ответила я, продолжая сидеть на
корточках и глядя на него снизу вверх. Приближаться он не спешил, потому я
перебросила ему сумку, поднялась, расстегнула пиджак, демонстрируя свою тонкую
талию. — Я без оружия, — сказала спокойно и вновь устроилась на
корточках.
В сумку он все-таки заглянул и вроде бы остался доволен.
Сделал несколько шагов ко мне.
