— Разумно, — кивнула я и пошла к роялю.
Из-за соседнего столика поднялась Любка-Кошка и направилась
ко мне. Она была в запое по случаю несчастной любви и оттого не работала.
— Слышь, Юлька… — начала она, воспользовавшись тем, что
Виссарион ненадолго скрылся в кухне. — Дай взаймы пятьсот рублей. Я тебе
кое-что расскажу.
Пятьсот рублей я дала, не особо рассчитывая узнать что-то
интересное. Любка сунула деньги в бюстгальтер, заговорщицки оглянулась, точно
ей везде мерещились враги. Начало многообещающее.
— Мужик тут один тобой интересовался, — наконец
сообщила она с таким видом, как будто всерьез ожидая, что стены после ее слов
обрушатся прямо нам на голову.
Я печально вздохнула и ответила с кивком:
— Ничего удивительного, девушка я красивая.
С полминуты Любка таращила на меня глаза — особой
толковостью она никогда не отличалась, а тут еще страдала с перепоя. Я готова
была пожертвовать тысячей, лишь бы ей жизнь казалась веселее, но тратить время
на бестолковые разговоры было жаль.
— И совершенно не поэтому.
— Да? А почему?
— Откуда мне знать? Но мужик странный, в башке у него
полно тараканов.
— Знаю я того мужика, — отмахнулась я. — Он и
к Виссариону приставал.
— При чем тут твой Борька? — возмутилась
она. — Борька — понятное дело…
— Ты его знаешь? — не смогла я скрыть удивления. В
тот вечер, когда он появился у Виссариона, Любки в кафе не было. Разумеется,
ничто не мешало Борьке иметь обширные знакомства среди проституток нашего
города, но, если честно, не очень-то я в это верила. Может, статью какую писал
и брал у Любки интервью?
— Ну, не скажу, что знаю, не знакомились, —
ответила она. — Но видела, и девки сказали — хахаль твой.
— Есть что-нибудь в этом городе, о чем вам
неизвестно? — покачала я головой.
— Чего?
— Ничего. Давай про мужика.
— Говорю, чудной. Я даже подумала — маньяк. Ага. Глаза
дурные, и вроде как услуги его не интересуют, а это верный признак: что-то с
клиентом не так, если трахаться не хочет. За что ж тогда деньги платить?
— Подозрительно.
— Вот и я про то. Короче, было так. Стою я себе,
тоскую, своего Кольку жду, а тут Упырь мимо катит. Ты знаешь, как я к нему
отношусь, задолбал вконец, скотина: ветер, видишь ли, у меня в голове, не
работаю, а стенку задницей подпираю. А сам, когда от него помощи ждали… Ты ведь
помнишь, как нас менты забрали, а этот козел…
— Ты мне про кого сейчас рассказываешь? —
озадачилась я.
— Про Упыря.
— На кой хрен мне твой Упырь? Ты про мужика давай.
— Ну, так я к тому и веду. Короче, я от Упыря в
подворотню. Стою, курю, тоску гоняю. Дождь задолбал, почти как Упырь, и вдруг
этот… Вывернул откуда-то из-за спины, я и не заметила. Глянула на его рожу, аж
сердце в пятки.
— Что там такого с его рожей?
— Рожа как рожа, — подумав маленько, ответила
Любка. Как я уже сказала, девица она бестолковая, и я опасалась, что мы до сути
и до утра не доберемся. — Взгляд дурной, вот и напугал. Говорит, не
прогуляться ли нам тут неподалеку? Чего ж, отвечаю, не прогуляться… Ну, пошли.
На Красноармейской, в переулке, дом под снос, знаешь? Он меня туда и ведет. В
любое другое время я б еще подумала, а тут с этим дождем ну полный простой. А в
доме-то еще живут, то ли бомжи, то ли таджики со стройки. Короче, я ему говорю:
знаешь что, дядя, бабки вперед и без фокусов, а то знаю я ваши шуточки,
понабегут человек пять… Он мне бабки сразу отдал и говорит: «Не бойся». Ну,
думаю, либо дурак, либо правда маньяк, но место-то не совсем глухое, решила
рискнуть. Зашли мы в квартиру, и похоже, что там-то он и живет. Мебелишка
кое-какая и занавески на окнах. Стал мне парить, что выселяться не хочет, вроде
ему квартиру аж за железкой дали, потому что одинокий, и он права качает. А я
поддакиваю, хоть и знаю, что врет. В этой квартире Витя однорукий жил,
сапожник, замерз прошлой зимой. У него раньше будка была на Рогожской. Народ к
нему валом валил. Хороший мастер, даром что с одной рукой…
Я закатила глаза, решив, что такими темпами мы не только к
утру, но и к обеду не управимся.
— На чем я остановилась? — задумалась Любка.
— Из квартиры он выезжать не хотел.
— Точно. В общем, вешает лапшу на уши, я вроде слушаю и
верю. Время идет, а мне что? Деньги его. И вдруг он о тебе спрашивает. И
знаешь, хитро так, издалека и вроде между прочим.
— Вот тут бы поподробней, — встряла я. —
Поточнее то есть.
— Поточнее я уж не помню. Короче, сама не поняла как, а
вдруг оказалось, что мы уж о тебе говорим.
— Говорили-то чего?
— Спросил, знаю ли я тебя. Само собой, говорю, она к
Виссариону ходит, на рояле играет, но все интеллигентное, хотя я больше
«Таганку» люблю. Жалостливая песня, так душу рвет, не поверишь, каждый раз
слезы на глазах сами наворачиваются.
— Я тебе ее пять раз сыграю, плачь на здоровье, только
не отвлекайся.
— Короче, спрашивал: с кем живешь, что да как?
Телефоном твоим интересовался и адресом. Я в отказку, откуда, говорю, мне
телефон знать, а про дом сказала. Да он и сам про него знал, я только квартиру
назвала. Не я, так соседи, все равно вызнает. Дал еще сотню и просит: ты,
говорит, помалкивай, и никакой тебе любви. Смекаешь? Ясное дело, что с придурью
мужик. Я думала-думала и решила тебе все рассказать, душа-то болит. Ясно, что
псих. Не убьет, так ограбит, не зря ж про квартиру спрашивал. А мне зачем грех
на душу? Вот я и…
— Когда это было?
— Во вторник. Колька мой запил и пропал, как раз со
вторника и пропал. На ипподроме его видели, с Зинкой-певицей, шлюхой из
«Летучей мыши». Клейма негде ставить, а она из себя порядочную гнет. А этот
козел ел-пил, шлялся на мои деньги, а теперь… Выгонит она его, назад не возьму.
Мне хоть пусть в ногах валяется, хоть что… Все, кончилось мое терпение. Чуть
что, так к этой твари бежит, глаза б ей выцарапала, так ведь здоровая, сволочь,
как слон. Но ничего…
— Мужик как выглядел?
— Который?
— Тот, что про меня расспрашивал.
— А-а.., ну, взгляд такой.., неприятный. Глазки глубоко
сидят и рядом. И буравят, и буравят… А так, нормальный мужик. Если б не маньяк,
так даже симпатичный.
