— У тебя глаза на затылке?
— Я вижу тебя своим сердцем. Садись. Выпей. Водка —
дрянь, но ты в ней все равно ничего не смыслишь.
Я устроилась напротив Ника, он налил мне рюмку, и я выпила.
— Ну, что? — спросил он.
— Я в ней ничего не смыслю.
— Я не об этом.
— Читала сегодняшнюю «Вечерку».
— Я-то все думал, отчего у тебя такая любовь к прессе…
А оказывается, не к ней, к одному из этих писак… — Его осведомленность снова не
удивила.
— Я была так пьяна в момент нашего знакомства, что
журналиста в нем не распознала. Они действительно кого-то арестовали? —
спросила я.
Ник кивнул.
— Нашего друга Витеньку. Я собирался напиться, радость
моя, и знаешь почему? От скорби. Вокруг одни идиоты. Такое впечатление, что
нормальных людей уже не осталось. Я скорблю и оплакиваю человечество… Он снял
часы с этого придурка, — совсем другим тоном сообщил Ник. — И пытался
загнать их на рынке. Они оказались именными.
— Действительно, идиот, — вздохнула я — Таких, как
он, надо казнить публично, — продолжал разглагольствовать Ник. —
Что-нибудь из старинных рецептов: отрубить руки и ноги и сжечь внутренности на
его глазах, пока глупое сердце еще бьется.
— Хорошая идея, — согласилась я.
— Может быть, тогда идиоты присмиреют.
— Он будет молчать, это в его интересах.
— За него я не беспокоюсь, — отмахнулся
Ник. — Но два дня назад мы сидели с ним в кафе, а за соседним столиком
пристроился один тип. Мент. Из тех, кто верит в справедливость. Невероятно, но
такие еще встречаются.
— Не вижу в этом ничего особенно скверного.
— Ты думаешь, я жажду встречи с ментами? Ни малейшего
желания увеличивать свое досье, с ним и так могут соперничать только счета
миллионера, у которого красотка-жена на сорок лет моложе.
— Надеюсь, ты не просто глушишь водку в одиночестве, а…
Ник махнул рукой.
— Я скорблю. О том, что люди глупы, и о том, что жизнь
не оставляет мне выбора. В душе я не желал бы обидеть и мухи… Поедешь со
мной, — без перехода сказал он, взглянув на часы.
Я пожала плечами, еще не зная, что он затеял. Во дворе
казино стояли старенькие «Жигули», Ник уверенно направился к ним.
— Садись за руль.
— А где ключи? — спросила я.
— Хозяин забыл оставить. — Ник перегнулся вперед,
соединил провода. — Поехали. На Западной свернешь в первый переулок,
встанешь возле телефонной будки.
* * *
Капитан был высок и грузен, дышал с трудом, поднимаясь в
гору. Бог его знает, о чем он думал в свои последние минуты. Радовался, что
возвращается домой, где ждали жена и две девчонки, или мечтал о том, как уютно
устроится перед телевизором… Я даже не знаю, вспомнил ли он о той встрече в
кафе, или, в отличие от меня, к печатному слову он не тяготел и не придал
значения двум событиям, происшедшим в разное время. Одно несомненно: в свой
последний вечер он был спокоен и намеревался еще пожить на этом свете, когда из
темноты вынырнул Ник и пуля, угодившая капитану в голову, прервала его путь и
земное существование.
— Порядок, — сказал Ник, вернувшись в
машину. — Есть что отпраздновать.
На следующий день я узнала от Розги, что Витька скончался в
следственном изоляторе от сердечного приступа.
— Говорят, его так прихватило, что язык вывалился до
пупка, — прокомментировал он это утверждение с непонятной веселостью.
— Все там будем, — немного подумав, согласилась я.
Розга посмотрел на меня как-то странно и вдруг загрустил.
* * *
Появление Борьки явилось полной неожиданностью. Три дня он
не звонил, и я успела забыть о нем, радуясь, что все так мирно и без лишних
разговоров закончилось. В субботу я собралась навестить отца, наметив поход в
гости часа на три, и уже стояла в прихожей с сумкой в руке, когда в дверь позвонили.
— Салют, — кивнула я. — Если я скажу, что
собралась уходить, ты все равно не поверишь.
Он закрыл дверь, привалился к ней спиной и невесело
улыбнулся.
— Скажи что-нибудь оптимистичное.
— Идеи революции живут и побеждают.
— А как насчет места в твоем сердце?
— Последнее свободное занято на той неделе.
— Я серьезно.
Он потянул меня за руку, сопротивлялась я слабо, и вскоре мы
увлеченно целовались. Борьке этого показалось мало, он принялся стаскивать с
меня одежду, но делал это крайне неумело, путаясь в пуговицах и крючках. Он и с
себя не смог бы стащить свитер без моей помощи, так его трясло от волнения. Я
даже решила: ничего у него не выйдет, но он оказался на высоте.
Я обнаружила в холодильнике остатки водки, разлила ее в две
рюмки и принесла в комнату, украсив напиток кубиками льда.
— Извини, коньяк отсутствует, а шампанское я терпеть не
могу. Не очень романтично, зато не отравимся.
— За нашу встречу, — улыбнулся Борька.
Поездку в отчий дом я решила отложить, тем более что отца
мои посещения не особо радовали, а мне и вовсе были ни к чему. Встречались мы
по взаимному обязательству — он выполнял отцовский долг, а я дочерний. Если
Машка не позвонила, значит, сегодня занята, так что ничто не мешало предаться
сладострастию. Наверное, мы бы так и провалялись в постели, но холодильник был
пуст, а любовные утехи вызывают аппетит.
— У тебя даже хлеба нет, — сетовал Борька. —
Придется взять шефство над твоим холодильником. Одевайся, поедем в ресторан.
— Может, проще сбегать в магазин?
— А потом целый вечер жарить курицу? Ну, уж нет.
— Ресторан так ресторан, — не стала я спорить.
Хорошая погода простояла недолго — снова зарядил дождь. Мы
жались друг к другу под зонтом, и я предложила отправиться в грузинский
ресторан, который был в трех кварталах от моего дома. Идея оказалась крайней
неудачной, но об этом я узнала позднее, поначалу все складывалось прекрасно.
Зал был почти пуст. Мы заняли место у очага, где пылал
настоящий огонь, выпили коньяка и уставились друг на друга влюбленными глазами.
