Он встал, но вдруг замешкался, и с красноречием вышла
неувязка, он явно подыскивал слова. Потом спросил серьезно:
— Ты не боишься, что я влюблюсь в тебя?
— Немножко. И это доставляет известное удовольствие.
Разве нет?
— Мучить такого беднягу, как я, для тебя
удовольствие? — засмеялся Борька.
— Не прикидывайся, в твоих глазах таится страшная
угроза женщинам.
— Ты чувствуешь угрозу своему покою? —
насторожился он.
— Боюсь, моему покою пришел конец, — порадовала я.
— Это шутка, да?
— Разумеется. Мы идем или так и будем стоять столбом?
В ресторан мы так и не попали. Для начала решили
прогуляться. Свернули к реке, любовались звездами и занимались прочими
глупостями. То, что мне это нравилось, более или менее понятно — в то время,
когда другие девицы тратили время на романтические прогулки, небо я видела в
клеточку, а вот что Борьку заставляло валять дурака, для меня загадка. Одно
несомненно: делал он это с удовольствием. Потом идти в ресторан уже не было
смысла.
— Пора прощаться, — сказала я. — Тебе завтра
на работу.
— Я тебя провожу, — ответил он, останавливая
машину.
Сцена прощания у подъезда вышла трогательной. Борька, должно
быть, ждал приглашения подняться, осторожно привлек меня к себе и поцеловал, но
я так же осторожно высвободилась из его рук и прошептала:
— Пока.
— Да, спокойной ночи.
На следующее утро он позвонил. Я ждала Ника, и желания
болтать с Борькой у меня не было. В трубке стоял страшный шум, точно на
стадионе во время матча, и я спросила:
— Ты что, на станке работаешь? Что у тебя там за грохот
такой?
— Чернорабочие прессы, — хихикнул он.
— О, черт… И чем ты сейчас занят?
— Звоню тебе, а вообще-то пытаюсь наскрести материал на
приличную статью.
— Так ты журналист… — вздохнула я. — То-то мне
сегодня кошмары снились.
— Кошмары тебе снились, потому что ты меня прогнала.
Что ты имеешь против журналистов?
— А чего в вас хорошего? В какой газете трудишься?
— В «Вечерке».
— Паршивая газетенка.
— У нас самый большой тираж в области, — весело
сообщил Борька, ничуть не обидевшись.
— Поздравляю.
— Ты ведь не разлюбишь меня, правда?
— Постараюсь это как-то пережить. В конце концов, все
мы в жизни ошибаемся.
Он опять засмеялся, потом сказал:
— Слушай, а я, кажется, влюблен.
— Сочувствую.
— Нет, серьезно. Не хотел тебе звонить, но еле дождался
двенадцати.
— Почему двенадцати?
— Если бы позвонил раньше, перестал бы себя уважать.
— Как все сложно… Ладно, ты стойкий парень, выдержал
положенное время, теперь трудись с полной самоотдачей.
— Эй, подожди. У меня есть обеденный перерыв, а у тебя?
Давай встретимся? К примеру, в час? Я тебя накормлю сегодня, раз уж вчера не
удалось.
— Я тружусь без перерывов и перекуров.
— Ты меня дразнишь.
— Ничего подобного. Салют.
Разумеется, новость не пришлась мне по душе. Журналисты
народ дотошный, их хлебом не корми, дай что-нибудь нарыть. А «Вечерка» сделала
себе имя на скандальных публикациях. Но особой причины переживать я тоже не
видела — с нашей нежной дружбой пора завязывать в любом случае, так что это
лишний повод поторопиться.
Однако в моих поступках, в отличие от намерений, логики не
прослеживалось: позвонил Ник и сказал, что его планы изменились, и я тут же
перезвонила Борьке.
— Ты не поверишь, но я только сейчас узнала, что
перерыв на обед есть и у меня.
— Ты спасла мне жизнь. Я смотрел в окно и думал:
выброситься сейчас или немного подождать, вдруг ты все-таки подобреешь.
— Какой этаж?
— Четвертый.
— Это серьезно. Где встретимся?
Погода, точно одумавшись, радовала солнцем и безветрием.
Граждан, измученных затяжными дождями, тянуло на улицу, все спешили урвать
немножко тепла перед скорыми холодами. В многочисленных кафе в центре поспешили
вынести столы на улицу, взор вновь радовали разноцветные тенты, толпы туристов
бродили с очумелым видом, при взгляде на них хотелось лета, праздника жизни, и
в душу невольно закрадывалось сомнение: разве можно работать в такую погоду.
Борька сидел, вытянув ноги и передвинув стул так, чтобы солнце не било в глаза,
но можно было видеть всю площадь. Машину я бросила возле универмага, перебежала
на другую сторону, заметив его еще издали.
— Салют, — сказал он весело, поднимая руку со
сжатыми в кулак пальцами.
— Здравствуй, товарищ, — ответила я.
— Значит, обеденный перерыв все-таки существует? —
хихикнул Борька.
— Революцию лучше делать на сытый желудок. Ты
что-нибудь заказал?
— Ждал тебя. — Он подозвал официантку, мы сделали
заказ, и, пока его ждали, Борька заявил:
— Между прочим, мы впервые видим друг друга при свете
дня.
— Ужас какой.
— Нет, серьезно. При свете дня ты еще прекраснее.
— Ты неприхотлив.
— А как тебе моя физиономия?
— Мне важно, что у тебя пламенное сердце и талант
оратора. Так что ты там говорил о моей красоте?
Ника я увидела, только когда он оказался возле нашего
столика. Улыбка от уха до уха и насмешливый взгляд.
— Салют, девочка, — сказал он, от этого «салют»
Борьку заметно передернуло. — Развлекаешься?
— Обедаю с соратником.
— Помни, на свете много мест, где нас ждут. Обожаю
тебя, — сказал Ник, целуя меня. Разумеется, я ответила со всей страстью,
ожидая, что будет дальше.
Ник вновь улыбнулся, демонстрируя свои белоснежные зубы, но,
несмотря на все усилия дантиста, назвать его улыбку приятной никак нельзя — Ник
не умел улыбаться, только скалиться. Борьку он разглядывал с интересом, а вот
тому Ник явно не нравился, что, впрочем, неудивительно.
— Посидишь с нами? — спросила я.
