– С какой стати, если фирма вовсе не его? Он там наемный
менеджер. Хозяин вообще-то в Москве, и не один, там их трое или даже четверо. А
Петренко взяли, чтобы он руководил на месте, раз самим хозяевам недосуг.
Официально зарплата у него пятьдесят шесть тысяч. На самом деле наверняка
поболе будет, раз он на «мерсе» за сто штук раскатывает. Но это уже дело
налоговой. Добропорядочный бизнесмен, никаких конфликтов с властью, ему даже гаишники
штраф ни разу не выписывали. В общем, образцовый гражданин.
– Ты говоришь это с иронией? – нахмурилась Женька.
Петечка вытаращил глаза и ударил себя кулаком в грудь:
– И в мыслях не держал.
– И никаких темных делишек? Карточных долгов и прочего?
– Насчет долгов не скажу, не знаю…
– Ну так узнай, – отрезала Женька. Петечка моргнул и
заткнулся. – Он у нас единственный подозреваемый пока. Но если у него
денег куры не клюют, доводить тетку до инфаркта с целью получения двадцати
квадратных метров в коммуналке довольно странно. А вот если у него долги…
Петечка покачал головой:
– За ним ничего нет. По крайней мере, ничего такого, о чем
стоило бы говорить. Да я на вашего Петренко три дня угробил, – разозлился
он. – Так что, если сказал ничего, значит…
– Петечка, ты чудо. – Женька перегнулась через стол и
поцеловала его в нос. Петька улыбнулся и самодовольно заявил:
– Конечно, чудо. Кто бы сомневался. А если бы ты не была
такой дурой, давно бы вышла за меня замуж.
– Я подумаю. Что еще удалось узнать?
– О чем? – уточнил Петя.
– Ну, о родственниках Кошкиной?
– Так у нее и родни-то нет. Бывший муж ничем не
примечателен… короче, как ты, Анфиса, из этого сляпаешь детектив, ума не
приложу.
– Сляпает, не боись, – заверила подружка. – Еще
как сляпает.
Пока они продолжали переругиваться, я еще раз проверила
список. Кое-что все-таки привлекло мое внимание. Трижды Кошкиной звонили с
телефона-автомата. Я заглянула в свои бумаги, куда переписала даты,
обнаруженные в записной книжке Кошкиной, которую мы нашли в ее комнате, и убедилась,
что они совпадают.
– Взгляни, – сказала я Женьке. Подруга хмуро сверила
даты и кивнула:
– Вот, пожалуйста, ей действительно кто-то звонил.
– Ну и что? Тот же муж, к примеру. Он жены боится, вот и
воспользовался автоматом.
– У него мобильный есть.
– Жена могла проверить.
– А зачем, по-твоему, Кошкина решила эти даты записать?
– Откуда мне знать? Может, отмечает дни, когда он звонит.
– А это что такое? – ткнула я пальцем в номер телефона,
напротив которого стоял знак вопроса. Звонок, кстати, был из другого региона.
Петька взглянул и без выражения ответил:
– Это монастырь.
– Что? – переглянувшись, в два голоса спросили мы.
– Номер телефона монастыря, – повторил Петечка. –
Чего вытаращились? В монастыре тоже телефоны есть. Цивилизация. Да, и вот что
занятно: я справлялся, никакой Кошкиной они не знают, и никто ей оттуда не
звонил.
– Но кто-то все-таки звонил?
– Само собой.
– Странно.
– Ну, уж не знаю. По мне, дело было так: кто-то позвонил по
личному делу, но об этом помалкивает, звонок-то междугородний, а матушки эти на
редкость прижимистые.
Мы еще раз переглянулись с Женькой.
– А где находится монастырь?
– Довольно далеко. Километров шестьсот будет. Сейчас… вот
адрес, – с трудом найдя на столе, заваленном бумагами, нужный листок, он
протянул его нам.
– Да, не близко, – взглянув на адрес, заметила
Женька. – Что у нее там за знакомые?
– Может, кто с паломниками ездил? Сейчас это модно. У меня
брат двоюродный, пьянь и лодырь, но каждый праздник в монастыре. Говорит,
подают там хорошо.
– Идем, – кивнула мне Женька, и мы под укоризненным
Петечкиным взглядом покинули его кабинет. – Монастырь – это
интересно, – пробубнила Женька себе под нос.
– Я вот что подумала, – вздохнула я. – Помнишь
фотографию отца Кошкиной? Там церковь на заднем плане. Вполне может оказаться
монастырской.
– Точно, – воодушевилась подруга. – Придется с
Петренко еще раз встретиться, выяснить, где его дед служил. И если окажется,
что… Анфиса, чувствую, пошла масть.
– А я ничего не чувствую.
– Не вредничай. Так, звоню Петренко. Скажу, что умираю от
голода, пусть ужинать везет. По ходу разживусь сведениями. – Женька стала
звонить, а я толклась рядом. – Порядок. Встречаемся в семь. Время еще
есть, заглянем в Интернет, вдруг что удастся узнать о монастыре.
С этим вышла незадача. То есть кое-какие сведения наскрести
удалось, год основания, к примеру. После революции монастырь был разорен,
несколько лет назад открыт заново.
– Негусто, – вздохнула подружка. Нашла карту и
принялась ее разглядывать.
Увлекательное занятие прервал звонок Петренко. Женька
отправилась на свидание, а я позвонила Ромке, после чего выяснилось, что делать
мне совершенно нечего. Немного удрученная этим обстоятельством, я устроилась на
диване с книжкой, в ожидании подруги то и дело поглядывая на часы. В девять явилась
Женька.
– Ну, что? – спросила я, откладывая книгу в сторону.
– Ничего, – вздохнула она. – Не помнит он, где его
дед служил, он вообще считает, что дед был на войне, а если верить Кошкину,
получается, что в армию его призвали уже после Победы. Тебе не кажется это
подозрительным?
– Не кажется. Ты о своем деде много знаешь? – Женька
задумалась, а я изрекла наставительно: – То-то.
– Кошкин сказал, что его тесть служил где-то на Севере, и
монастырь, откуда звонили, тоже на Севере. Я почти уверена…
– На Севере, – передразнила я. – Взгляни на карту:
от Мурманска до Чукотки сплошной Север. И где конкретно искать? Придется опять
к Петечке обращаться.
– Обратимся. Но звонили Кошкиной из этого монастыря. Вот
давай его и проверим.
– В каком смысле? – нахмурилась я.
– Чего ты, Анфиса? Всего-то шестьсот километров. За два дня
обернемся.
– Допустим. Только что ты там надеешься отыскать?
