Загрузившись в машину, он махнул нам рукой и, лихо
развернувшись, исчез за ближайшим поворотом.
– Поехали, – сказала я, устраиваясь за рулем. Женька
все еще оглядывалась, то ли озарения ждала, то ли просто уезжать отсюда не
хотела.
– Теперь одна надежда на вскрытие, – с печалью в голосе
заметила она.
Вскрытие показало, что Кошкина скончалась от сердечного
приступа. На теле никаких следов борьбы, вообще ничего такого, что позволило бы
предположить, что в лесу она оказалась не по своей воле. На странные ожоги на
подбородке внимание обратили, с чем связать их появление, не знали, но в целом
картина представлялась ясной. Женщина, находившаяся уже несколько лет на
инвалидности, пошла в лес, ей стало плохо, и она умерла.
– Вот уж Аркаша радуется, – злилась Женька. Аркаша,
предвидя все возможные гонения на себя со стороны Женьки, специально показал
акт вскрытия моей подруге.
– Почему ты так уверена в обратном? – попробовала я
призвать Женьку к порядку. На меня документ все-таки произвел впечатление.
– Анфиса, соберись. Что ей делать в лесу, тем более там?
– Аркаша говорит, последнее время она была не в себе, и что
ей могло в голову прийти… кстати, он прав. Она действительно вела себя странно,
одно письмо ко мне чего стоит.
– Ты просто хочешь бросить дело на полдороге, –
разозлилась Женька.
– Так ведь нет никакого дела, – в свою очередь начала
злиться я. – Единственное, что меня смущает, это след ожогов. Но я вот,
например, на прошлой неделе ухом к сковородке приложилась.
– Это как? – ошалела Женька.
– Сняла ее с плиты, переложила яичницу на тарелку, тут нос
зачесался, ну и…
– Ты чесала нос сковородкой?
– Не сковородкой, а со сковородкой в руке, она маленькая.
– Н-да, странные у людей бывают фантазии. Однако даже если
вы с Кошкиной сестры по разуму, что она должна была чесать, чтобы прижечь
подбородок?
– Не знаю. Я, конечно, согласна с тем, что в милиции от
лишней работы в восторг не приходят, но акту я склонна верить. А в нем черным
по белому: сердечный приступ. И никаких следов насилия, ушибов, синяков и
прочее.
– Человека с больным сердцем достаточно как следует
напугать.
– Хорошо. Предположим, она зачем-то приехала в лес, и там ее
кто-то напугал. Но какое отношение это имеет к нашему расследованию? По-твоему,
ее отец где-то в лесу клад зарыл? Она за ним пришла, тут появился грибник,
дюжий дядька диковатого вида, Кошкина перепугалась и присела под деревом. Дядя
проверил ее кошелек и был таков.
– А ничего поинтересней тебе на ум не приходит? –
съязвила Женька. – Ты же человек с богатой фантазией.
– О’кей, другой вариант. Кошкина трусит к магазину, тут
появляется некто, запихивает ее в машину, сунув под нос хлороформ, привозит в
лес и начинает допрос: куда она дела золото-бриллианты. Кошкина молчит. Тогда
он переходит к угрозам.
– Зажигалка, – серьезно сказала Женька. – Это
могла быть зажигалка?
– Вполне, – согласилась я и дальше продолжала уже без
иронии: – Она испугалась, сердце не выдержало…
– А этот тип остался с носом. Надеюсь, что остался. Хотя она
могла ему все рассказать.
– Что все? – вздохнула я.
– К примеру, где лежит некий документ, который она нашла в
доме отца. В понедельник в квартире появляется молодой человек и документ
забирает.
– И что теперь делать? – вздохнула я.
– Искать. Мы обязаны найти этого мерзавца, раз уж милиция
искать его не собирается.
– Они ведь не знают того, что знаем мы.
– Аркаша в курсе, я ему все подробнейшим образом изложила.
Только ему по фигу. Тетка умерла под кустом от сердечного приступа.
Соответствующая бумажка есть, значит, полный порядок.
– Давай еще с кем-нибудь поговорим.
– Можно, конечно, да будет ли толк?
Мы одновременно вздохнули и поехали ко мне. По дороге нас и
застал звонок Петечки. Женька буркнула:
– Слушаю, – и шепнула: – Петька установил, откуда
Кошкиной звонили. Так, хорошо… Через полчаса подъедем. Давай шевелись, –
велела она мне. – Едем к Петечке.
Я входила в кабинет Петра Сергеевича со смешанным чувством.
С одной стороны, очень надеялась – звонки что-то нам объяснят, с другой – вовсе
не была в этом уверена. Человек погиб, а нам, между тем, остается лишь гадать,
кому мешала Кошкина.
– Анфиса, восхитительно выглядишь, – сказал Петечка,
улыбаясь во весь рот. Женька выждала немного и, ничего не дождавшись,
поинтересовалась:
– А я что, никуда не гожусь?
– Ты тоже выглядишь неплохо, – милостиво заявил он.
– Неплохо? Что это на тебя нашло?
– Я понял, что любовь к тебе приносит одни страдания, и
решил покончить с этой заразой, вот ищу в тебе отрицательные черты.
– И много нашел?
– Кое-какие успехи есть.
– Надеюсь, тебе повезет больше, чем мне: я вот третий год
пытаюсь разглядеть в тебе что-то положительное. Безрезультатно.
– Может, вы прекратите вредничать и мы о деле
поговорим? – вздохнула я.
Оба нахохлись и, старательно игнорируя друг друга,
устроились за столом. Петечка протянул мне два листа бумаги. Надо сказать, круг
общения у Кошкиной был до того узок, что мне стало мучительно жаль ее. Дважды
звонил бывший муж, несколько раз Ольга, один раз из собеса, трижды из
поликлиники, дважды из фирмы «Пегас» и три раза из телефона-автомата.
– Что это за фирма? – спросила я Петечку.
– Стеклопакеты и двери. У них сейчас какая-то акция, большие
скидки пенсионерам, вот они всех подряд и обзванивают.
– Два раза – это не слишком?
– Перестань, Анфиса. Сегодня звонит одна девчонка, завтра
другая. Возможно, ваша Кошкина заинтересовалась предложением, и они ей
перезванивали. Что в этом особенного?
– Но ты проверил? От них действительно кто-то звонил? –
нахмурилась Женька.
– Проверил. Заметь, совершенно безвозмездно.
– Надеюсь, не так, как ты проверил Петренко, – не
удержалась подруга.
– А что Петренко? – удивился Петечка.
– А то. Мог бы сказать, что это его фирма.
