– Польза от моего грехопадения все же есть, – весело
продолжала Женька. – Чтобы отвлечь меня от непотребных мыслей, он болтал
как заведенный. Рассказал мне историю своей жизни. И знаешь, что обидно,
Анфиса? В ней нет ничего интересного, я имею в виду – ничего полезного для
нашего расследования.
– Скажи, дорогая, – вздохнула я, – существует
мужчина, способный вызвать у тебя положительные эмоции?
– Наверное. Но Павел Ильич к ним никакого отношения не
имеет.
– А как же твоя идея выйти замуж?
– За него? С ума сошла, – возмутилась Женька. –
Прикинь, что за жизнь меня ожидает? Муж дни и ночи в думах о том, как нажить
очередной миллион, а я в думах, как его спустить. Поход по магазинам между
педикюром и солярием. Ужас. О такой ли жизни я мечтала? Нет, лучше Петечка. С
ним мне хоть работать придется, на свою дохлую зарплату он меня вряд ли
прокормит.
– Значит, Петренко ничего не светит, – подвела я итог.
– Пусть пока рядом пасется, опять же, вдруг что полезное
вспомнит. Ладно, я вздремну немного.
Женька еще раз зевнула и отвернулась, а я тихонько встала.
Спать совершенно не хотелось. Лучше позвонить Ромке до занятий и немного
поваляться в ванне.
Мужу я позвонила, а вот с ванной вышла незадача. Только я
туда отправилась, как зазвонил телефон. Я бросилась к нему, боясь, что звонок
разбудит Женьку.
– Анфиса! – голос Ольги срывался на крик. – Машу
нашли.
Сердце мое совершило стремительный скачок вниз, от глагола
«нашли» я не ждала ничего хорошего. И оказалась права.
– Меня в морг просили приехать, на опознание. А я как
подумаю… у меня руки-ноги холодеют. Может, вы это… со мной. Все не так боязно.
– Когда вам нужно быть в морге?
– В одиннадцать.
– Мы за вами заедем.
Закусив губу, я повесила трубку и вздрогнула от
неожиданности, услышав за спиной:
– Кошкину нашли?
Женька стояла в дверях и хмуро смотрела на меня, точно я
была в чем-то виновата. В старину с гонцами, приносившими дурные вести,
обходились круто, и я порадовалась, что те времена прошли.
– Ольга боится ехать одна на опознание.
– Нам к одиннадцати? Пойду умываться.
Женька ушла, а я отправилась на кухню готовить кофе. Когда
подруга там появилась, я с унылым видом таращилась в окно. День был солнечный,
но никакой радости я от этого не испытала, хотя с Кошкиной даже не была
знакома. Если не считать ее письма и фотографии.
– Что произошло, Ольга не рассказала? – спросила
Женька, устраиваясь напротив.
– Нет. По-моему, она сама ничего не знает. Теперь милиция
всерьез займется этой историей и… – Я не договорила. Если это убийство, ясно,
что расследовать его будут профессионалы, и путаться под ногами нам никто не
позволит. Странно, но облегчения от того, что нам больше не надо приставать к
людям с вопросами, а можно отправиться за город, я не испытала. А еще возникло
чувство вины, что мы с Женькой опоздали. Хотя это было совсем глупо, раз мы
даже не знаем, когда Кошкина погибла.
– Скверно, да? – спросила Женька, и я молча кивнула.
Выпив кофе, мы начали собираться. Тут в дверь позвонили.
Женька находилась в спальне, и открывать пришлось мне. На пороге стоял молодой
человек в кепке и радостно скалил зубы из-за огромного букета роз.
– Здравствуйте, – сказал он. – Вы Евгения
Петровна?
Я убрала ответную улыбку и отрицательно покачала головой.
Парень улыбаться тоже перестал.
– А Евгения Петровна здесь живет?
– Здесь. Давайте букет.
Парень с облегчением передал цветы, а я заорала:
– Евгения Петровна, это вам.
Появившись в коридоре, Женька равнодушно взглянула на цветы
и закрыла дверь перед носом парня, так и не соизволив сказать спасибо, сунула
букет под мышку, буркнула «ничему дураков не научишь» и пошла в кухню. Я
побрела следом, все-таки поинтересовавшись:
– Что плохого в том, что он прислал цветы?
– Нужны они мне… Ладно, хорошие цветочки, пусть стоят. Я бы
на месте Павла Ильича легла на дно и сигналов не подавала, а он букеты шлет.
– Может, сегодняшняя ночь оставила неизгладимый след в его
душе. Кстати, а почему цветы сюда прислали?
– Я ему твой адрес дала. Ну, чтобы не надоедал в случае
чего.
– Вот спасибо, – обрадовалась я. – Надеюсь,
привычку присылать цветы по утрам он скоро оставит, потому что если Ромка…
короче, он вполне способен переломать конечности твоему Петренко.
– А мне не жалко, – замотала головой Женька. –
Лишь бы Ромочке в радость.
– Правильно тебя замуж никто не берет. Ты коварна и
жестокосердна.
– Точно. Поехали в морг.
Мы спустились во двор, где на стоянке была моя машина.
– Ты чего вчера про поездку спрашивала, ну про то, что
Пашкин дед возил их к месту своей службы?
Я коротко передала свой разговор с Кошкиным.
– Пашка сказал, может, и ездили куда, но он не помнит.
Удивился очень, с какой стати это меня интересует.
– А ты чего?
– Воспылала бурной страстью, и с разговорами ему пришлось
завязать. Думаешь, там в самом деле какие-то сокровища?
– Хрен знает. Теперь это дело милиции.
– А вдруг правда сокровища? Прикинь, мы найдем клад… Я бы
тебя в Куршавель свозила.
– А то я без клада не могу туда поехать. И ты можешь,
намекни своему Пашке, и, считай, ты уже там.
– Не интересно, – покачала головой Женька. – Вот
если бы клад…
– Если бы клад, старикану ничто не мешало самому его найти.
А он шестьдесят лет ждал неизвестно чего.
– Тоже верно, – пригорюнилась Женька. – А вдруг он
какой-то особенный?
– Старикан?
– Клад. Вдруг его просто так не возьмешь?
– А мы, конечно, возьмем?
– Конечно. Лишь бы знать, где искать. Кошкину жалко, –
вдруг вздохнула Женька. И я поняла: ее, как и меня, не оставляет чувство вины,
и замолчала.
Ольга в компании нескольких женщин ждала нас возле своего
подъезда. Они проводили нас напряженными взглядами.
