– Надеюсь, ты знаешь, как поступить, – сказала ему девушка, вставая перед калиткой.
Мужчина больше не смеялся, его одолело икание.
– А где ваш сын? – спросила Вера.
– Спит… обормот! – прерывисто произнес Пьяный Хам, и так сердито, недовольно, что Вера теперь не сомневалась – сын есть и, наверное, правда, спит. Еще не зная и не видя мальчика, она уже готова была жалеть его.
– Хорошо, я открываю. Но только помните. Никаких выходок!
Мужчина опять захохотал, обдав Веру новой порцией алкогольных паров.
Входя во двор, он держал свою собаку на поводке. Но Вере казалось, как-то неуверенно. Да и пес этот, Джой, так и рвался вперед, к Грозному. Как она и предполагала, Пьяный Хам его не удержал.
– Не боись! Подыхать, так с музыкой! – в ответ на ее вскрик, недовольно проревел толстяк. – Собаки между собой сами разберутся!
Может, Пьяный Хам и ожидал кровавой разборки, но пес его как вкопанный встал возле Грозного и словно потерял всякую волю к атаке. Мужчина разочарованно вздохнул и почесал пухлым кулаком выпяченную нижнюю челюсть.
– Слабак ты, Джой. Дешевка.
– Грозный, иди сюда! – позвала Вера.
– Как ты сказала? – с интересом в заплывших вялых глазках спросил Пьяный Хам.
Он будто с каждой минутой становился все пьянее.
– Так как, говоришь, его зовут?
– Грозный, – с неудовольствием повторила Вера.
– А что! С виду не скажешь, а взгляд-то какой!
И Пьяный Хам, словно зайдясь в восторге, направился к собакам.
– Привет, собаченция!
Замотав головой, молодой пес отступил назад, едва мужик обдал его своим дыханием. Вот теперь Грозный зарычал на него. Да и Джой, которому перегар хозяина, должно быть, тоже был не по душе, попятился почему-то к Вере. Ротвейлер теперь казался ей вовсе не злым.
Глядя на спину Пьяного Хама, Вере так и хотелось стукнуть его прикладом промеж лопаток. Но этого и делать не пришлось. Здоровяк неожиданно завалился и упал лицом в траву.
Вера вначале испугалась, но стоило взглянуть на Грозного, чтобы понять, кто это сделал.
Со стороны ворот послышались шаги. Девушка испуганно обернулась, вспомнив, что не закрыла калитку. На дорожке стоял мальчик лет десяти-двенадцати и потирал сонные глаза.
– А где мама? – спросил он.
– Она в доме, – растерянно ответила Вера, не сразу поняв, о ком он спрашивает.
В этот момент Надя появилась на пороге. Она все еще была слаба. Но, вероятно, по какой-то иной причине не торопилась выйти во двор, чтобы кинуться навстречу сыну.
Мальчик сам подошел к ней.
– Мам, прости! – сказал он. – Я не виноват. Разве я мог с ним справиться?
Он осторожно приблизился и попытался обнять мать, но та отстранилась.
– Вы оставили меня! – Голос Нади дрожал.
– Это он. Не я! – Мальчик было снова протянул руки, но тут же опустил. – Я не хотел!
Вере непонятно было, что происходит между ними, но подозревала, что стала свидетелем какой-то совершенно невозможной в такое время семейной разборки. Что уж между ними там произошло, никому не известно, да и не интересно.
– Ты как твой отец, – выпалила Надя. – Не думаешь о других!
– Я же говорю, я хотел остаться с тобой! – пытался защищаться сын.
– Да что ты с ней там разглагольствуешь?! – из травы прохрипел очухавшийся Пьяный Хам. – Забираем девчонку и поехали!
– Да! Сейчас! Получил! Так я тебе ее и отдала! – закричала женщина, в темноте не видя мужа и глядя куда-то совсем в другую сторону.
Джой как сумасшедший, подвывая, носился между пьяным хозяином, мальчиком и его матерью. Грозный и Вера застыли, со стороны наблюдая за ними.
– Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу, – выкрикнула Надя и уселась на крыльцо. – Чего вернулся-то? Совесть заела?!
– Да я тебя тоже терпеть… – Пьяный Хам выбрался из травы на дорожку. Он поднял руку, сложив пальцы в щепотку. – Вот ни настолько! Да это же ты во всем виновата! Тварь! Это твоя была идея! А я, между прочим, только потому и вернулся, чтобы забрать девчонку. Дура!
Вера не выдержала.
– Да что с вами? – воскликнула она. – Как вы можете так разговаривать друг с другом? Опомнитесь!
Одновременно с ее криком рявкнул Грозный, словно подводя черту сказанному, и все как один заткнулись. Даже здоровенный кобелюга Джой уселся на дорожку, послушно вывернув морду к молодому псу.
– Вы же хуже зверей, ей-богу! – сказала девушка и поймала себя на том, что у нее чуть не вырвалось «собак». – Вы держаться должны друг за друга! А что делаете?
– А ты не учи нас жить! – выпалила Надя.
– Здрасьте, приехали! Да по мне, пропади вы пропадом! Вот… детей только жалко!
– Своих заведи, потом жалей! – кольнула та известной фразой.
Женщина дала знак мальчику и тот, словно только и ждал этой секунды, бросился к ней в объятия. Давясь слезами и как-то нервно гладя его по голове, она запричитала:
– Я ему всегда говорила, давай, давай уедем из этой проклятой страны! Здесь, что ни делают, все эксперименты против людей! Говорила же, говорила!..
– Да что сейчас толку об этом ныть? – отозвался ее муж. – Думаешь, сейчас где-то лучше?
«Психи! Обыкновенные деспоты! – думала Вера. – Всю жизнь терпели друг друга, и даже сейчас, когда все рушится вокруг, не могут меж собой договориться! Сколько хороших людей, небось, умерли или растворились в беспамятстве, а эти…»
Уже начало светать, и, собственно, ничто ее не держало здесь, машина готова к поездке, и она могла уехать хоть прямо сию минуту.
Грозный понял девушку без слов. Он вскочил и впереди нее побежал к чернеющему в полумраке минивэну.
– Демон! Демон! – крикнула Вера и обрадовалась, когда выскочивший из кустов темный комочек очутился у ее ног. – Пошли скорей отсюда.
– Эй, постой! – окликнул девушку Пьяный Хам.
Вера остановилась, ожидая, когда он приблизится – огромный, тяжелый, шатающийся.
Ей показалось, он с изумлением уставился на минивэн.
– Это же их машина!..
Вера ничего не могла понять.
– Чья «их»?
– Слушай, забери лучше ты девчонку! – вдруг воскликнул он и, сообразив, что девушка ничего не понимает, пустился в объяснения.
– Надька что, сказала тебе, что это наша дочь? Да она же сама заставила меня грех на душу взять!..
Он начал что-то сбивчиво говорить, а Вера уже поняла, о чем он. От Грозного, который вернулся к ней, поплыли пульсации, ее затошнило и вброшенные в память картинки передали атмосферу страха и боли, испытанной теми людьми, которых она видела на заправке. Все, что видел мужчина, умирающий от ранения в живот – та самая чужая память, от которой она открещивалась, когда Грозный в первый раз хотел показать ей, что там произошло.
