Мы вжались в стену и стали ждать. Сначала увидели тень,
огромную и жуткую, она походила на гигантскую крысу, кто-то шел, ссутулившись и
что-то волоча за собой. Женька вцепилась в мою руку и даже не чувствовала, что
ногтями поранила мне кожу, я, правда, тоже не чувствовала… Шаги, вновь этот
странный шорох, а потом в коридоре, расположенном перпендикулярно тому, где
ждали мы, появилась Олимпиада. Она шла, перегнувшись вперед, сначала мы увидели
чьи-то ноги, торчащие у нее из подмышек, а затем голубую пижаму и наконец… Льва
Николаевича. Проклятая ведьма волокла его по коридору, ухватив за ноги.
Голова Льва Николаевича время от времени постукивала по
полу, руки были раскинуты в стороны. Видение через мгновение исчезло, но и его
было достаточно, чтобы спятить.
— Мне требуется помощь психиатра, — жалобно
сказала я. Женька на четвереньках устремилась к коридору, в котором скрылась
Олимпиада, но я поймала ее за ногу. — Куда?
— Должны же мы…
— Телефон. Ведьма спятила, я боюсь, она разорвет нас на
части.
— Или превратит в лягушек, — подсказала Женька,
хоть она и храбрилась, но выглядела паршиво, лоб потный, глаза горят, физиономия
белая, а губы синие.
— Телефон, — напомнила я, и мы, стараясь не
производить лишнего шума, рванули в холл.
Путь наш лежал мимо комнаты Мстислава, и Женька вспомнила об
адвокате.
— Надо проверить, жив ли он, — сказала подружка,
принялась колотить в дверь и завопила: — Мстислав, ты жив? Ответь, пожалуйста.
Тут черт-те что творится.
Он не отвечал, Женька пнула дверь ногой один раз, потом еще
несколько, в конце концов что-то треснуло и дверь открылась. В комнате было
темно, я щелкнула выключателем и огляделась. Одеяло валяется на полу, рядом
открытый чемодан, какие-то вещи, но Мстислава нигде нет.
— Ванная, — догадалась Женька, но и там было
пусто.
— Где же он? — растерялась я. — Комната была
заперта изнутри.
Мы замерли, прислушиваясь. За моей спиной что-то тоненько
звенело. Женька решительно подошла к шкафу и распахнула дверцу. Мстислав сидел
на корточках и выстукивал зубами «Марсельезу».
— Вперед, дети Отчизны! — ошалело пробормотала
Женька, большой любитель всего французского, уловив знакомый мотивчик. Мстислав
поднял на нас глаза и деловито сообщил:
— Я невменяем.
— Мы тоже, — согласно кивнула подружка. —
Вылазь из шкафа.
— Нет. Говорю, я невменяем, и оставьте меня в покое.
— А ну вылазь, гад, — рявкнула Женька, ухватила
Мстислава за плечо, да еще пинка отвесила. — Охрана — твоя работа?
— Я действовал в состоянии аффекта, — с
младенческой улыбкой сказал он.
— Чем ты их траванул?
— Я невменяем, сколько раз повторять?
— Это ты Олегу мышьяка подсунул? И Руслана ты
подставил? У… гад. Руслан — сволочь, но ты ж человека убил.
— Я не убивал. Я только подбросил улики. В состоянии
аффекта. Меня шантажировали, моей жизни угрожали.
— И Льва Николаевича ты придушил?
— Что делать? — кусая губы, спросила Женька, глядя
на меня, и уже протянула было руку, с намерением приступить к освобождению Юры.
— Подожди. Иди проверь Льва Николаевича. Может, он уже
давно… может, торопиться не стоит.
— Я одна не пойду, — взвыла Женька. — Лучше
ты иди. Нет, лучше вместе.
— Только осторожней, — попросил Юра, когда мы
бросились к дверям.
— Ты ему веришь? — зашептала Женька в коридоре.
— Не знаю. А ты?
— Чепуха получается. А если он вправду мент и настоящий
убийца уйдет…
Мы достигли дверей спальни и замерли перед ней.
— На счет три, — сказала Женька, хватаясь за ручку
двери. — Раз, два, три… — Дверь распахнулась, и мы влетели в спальню, я
подняла взгляд на зеркало и охнула: Льва Николаевича в кресле не было.
— Зажги свет, — шепнула я. Женька включила верхний
свет, и мы огляделись. Синий халат лежал на кровати, а сам Лев Николаевич
исчез.
— Значит, он был жив? — спросила Женька.
— Кто?
— Лев Николаевич?
— Ты что, спятила?
— Тогда где он?
Мы осмотрели комнату, ванную, заглянули в туалет, а также в
шкафы и под кровать, клацая зубами от ужаса и каждую минуту ожидая, что
откуда-нибудь на нас вывалится труп. Но Льва Николаевича ни живого, ни мертвого
так и не обнаружили.
— Я ничего не понимаю, — жалобно сказала
Женька. — Надо позвать охрану. Где эти лоботрясы?
Мы бросились в коридор, спустились на первый этаж и вскоре
стучали в комнату охраны. Женька треснула по двери кулаком, дверь открылась, а
мы… замерли как вкопанные. Четверо парней лежали кто где в самых невероятных
позах.
— Мама моя, — ахнула Женька, а я вновь
приготовилась орать, но вдруг передумала — один из парней отчетливо храпел. Я
бросилась к тому, что спал за столом, уронив голову в тарелку с виноградом.
Парень дышал спокойно и ровно. — Он спит? — обалдела Женька.
— Спит, — кивнула я. Остальные трое тоже спали, но
радость наша оказалась преждевременной: просыпаться все четверо упорно не
желали, единственное, чего мы добились, тормоша их, обливая водой и крича в ухо
«подъем!», это невнятного бормотания.
— Им дали снотворное, — проявила Женька чудеса сообразительности.
— Надо вызвать врача, — запаниковала я. —
Обычное снотворное так не действует.
Мы уложили парней на диваны, чтоб им удобнее было спать,
потратив на это остаток сил.
— Нам нужен телефон, — сказала я. — Сообщить
в милицию, вызвать «Скорую», а еще надо узнать, что с Олимпиадой и Мстиславом.
Мы кинулись в холл.
— Идем через правое крыло, — шепнула
Женька. — Так быстрее получится. — Свернув, мы прошли метров пять и
услышали странный шорох. — Что это? — ахнула подружка.
— Не знаю, — ответила я, сползая на пол. Женькин
взгляд метнулся вдоль стен — как на грех, ни одной скульптуры.
Мстислав затрясся мелкой дрожью, затем опять улыбнулся и
перешел на шепот:
— Он бессмертен.
— Кто?
