– Три, четыре, пять, шесть, семь… – загнул пальцы комиссар. – Уже лучше.
– Вынужден признать – наш юный друг сумел поймать кураж, – согласился старик. – А дальше?
– Дальше… Дальше я мог бы рассуждать о мыслях черепа и мозга, о последней фразе убитого человека… Еще можно сказать о том, кто целился из винтовки и нажимал на спуск, о том, кто приказал ему это делать, и о том, кто вообще всю эту кашу заварил…
Комиссар спрятал руки за спину.
– Но я скажу лучше о другом. – Севка потер ладонями о стол. – Я скажу о том, что никто из всех миллионов явных и неявных участников этой вашей сказки не сможет гарантировать, что пуля и на самом деле не была предназначена для чего-то необычайного, высокого и значимого. И то, что все они ее бездарно уронили в песок, вовсе ничего не значит. Это не делает озарение пули ложью. И мы приходим к осознанию того, что сказка не может быть закончена никогда. Как, впрочем, и любая другая.
Комиссар захлопал в ладоши. К нему присоединился Евграф Павлович. Севка встал и раскланялся.
– Да, такого бреда я не слышал, – сказал Никита и снова ушел на кухню.
– Восхитительного бреда, – воскликнул старик. – Я бы сказал – бредового бреда! Пожалуй, я с тобой соглашусь, Евгений, не будем сегодня убивать юношу.
Севка попытался засмеяться, но когда старик подошел к книжной полке и положил на нее пистолет, который достал из кармана брюк, Севка своим смехом чуть не подавился.
Евграф Павлович посмотрел на Севку и, словно спохватившись, вынул из пистолета магазин, положил его возле книг, потом передернул затвор и, поймав вылетевший патрон, поставил его туда же, на полку.
Это он все время был со взведенным пистолетом, понял Севка. И в любой момент мог… и шутка о готовности убить Севку за общую тупость была не совсем шуткой…
Севка вытер разом вспотевшие ладони о скатерть.
– Через десять минут можно будет поужинать, – провозгласил старик и вышел из комнаты.
– Такие дела, Всеволод. Такие дела… – Комиссар взял с полки пистолет, вставил в него магазин, сунув в магазин патрон. – Любовь к театру – у него в крови.
– По самые локти, – добавил Севка мрачно.
– Сева. – Комиссар спрятал пистолет в ящик секретера. – Я вам говорил о трудности подобрать надежные кадры… И намекал, что вы…
– А потом оказалось, что все это ложь и провокация.
– Не все. Мне действительно нужны верные люди. Скажем, вы подходите, ибо у вас нет здесь родственников, на вас трудно надавить, шантажировать вас нечем… пока, во всяком случае. Вы, опять-таки, можете мне помочь выявлять… как вы сказали? – попаданцев.
– И убивать?
– Зачем? Изолировать. И попытаться понять, зачем их сюда несет… И чем это нам грозит…
– Вам – это кому? – спросил Севка, почувствовав какую-то странную эмоцию у собеседника, уловив в этом «нам» не всеобщность, не фигуру речи, а намек на совершенно конкретных людей.
– Нам – это мне и еще нескольким людям, – спокойно ответил комиссар.
– А как же родина? И партия?
– И родина, – сказал комиссар. – И она – тоже. Вы можете быть нам полезны. А мы можем быть полезны вам. Если сразу определимся в целях и не будем держать фигу в кармане.
– Вот они, ручки. – Севка покрутил руками в воздухе, как в детском саду, когда делали «фонарики». – Никаких фиг.
– Значит, тогда можем торговаться. Вы – очень хороший кандидат для вербовки. Вам нужно здесь, в нашем времени, прижиться. Мне нужен надежный человек, которого мои коллеги и недруги не смогут подкупить. Но есть человек, который имеет на вас влияние. Может иметь на вас влияние. Потому что для вас есть сейчас только одна важная вещь.
– Жизнь?
– Бросьте, Всеволод Александрович! Сами того не заметив, вы уже давно переступили ту черту, за которой дорожили своей жизнью. Нет, вам хочется выжить, но не настолько, чтобы не бить ногами в челюсть своего мучителя, не настолько, чтобы не посылать ко всем чертям Евграфа Павловича, и не настолько, чтобы не вести себя нагло и вызывающе по любому поводу. Вы еще не осознали, что уже готовы умереть. И не знаете, что осталось только выбрать – за что вы готовы умереть.
– Чушь…
– Пусть будет чушь, – не стал спорить комиссар. – Вы это услышали, с ходу не приняли, но у вас будет время все осознать.
– А человек, который может иметь на меня влияние, это Орлов? Почему? У меня на сегодняшний день есть сильное желание его пристрелить… Я, кстати, если его увижу, могу стрелять на поражение?
– Я бы на вашем месте этого не делал. Все равно не получится. Скорее это он вас подстрелит. Если, конечно, это тот самый Орлов, которого я пытался убить в двадцать первом году. Влияние на вас может иметь человек, организовавший вашу переброску в прошлое. Я полагаю, что он мог бы вас перебросить и обратно, в ваше время. Скажите честно, если бы к вам обратился человек, имеющий такую возможность, вы бы смогли ему отказать?
Севка задумался.
Он как-то выпустил из виду, что может быть дорога и обратно, в его собственное время. Он, прочитавший кучу фантастических книг, не подумал об этом, а этот комиссар из сорок первого года все это просчитал. И задал вопрос.
– Да, – сказал Севка. – Я бы сделал все.
– Вот именно. – Комиссар пробарабанил пальцами по столу какой-то марш. – Нам с вами по пути только до того момента, как мы найдем того самого человека, который умеет путешествовать во времени. После этого мы можем даже стать врагами…
– Мы и сейчас не слишком друзья, – напомнил Севка.
– Ну, это вы еще меня в роли врага не видели… – засмеялся комиссар. – И по-настоящему разозлившегося Никиту. Я уж не говорю о Евграфе Павловиче. Так что сейчас мы почти друзья. Союзники. И я попытаюсь вам объяснить…
– Или доходчиво соврать.
– Объяснить свое виденье перспектив этого дела. Рано или поздно ко мне придут. Или к вам. Я бы пришел к вам, до меня слишком трудно добраться. А вы пойдете на контакт со знакомым человеком легко, не станете стрелять в Данилу, а попытаетесь выспросить у него дорогу назад. И, соответственно, ее заслужить. Он вас пришлет ко мне с какой-то информацией, с указанием места встречи или телефона, по которому я немедленно должен буду позвонить. Перед вами встанет выбор, не так ли?
– Встанет.
– Нет, – решительно покачал головой комиссар. – Перед вами нет выбора, поймите это. Вы – пуля. Вам не дано понять, для чего именно вас изготовили и сунули в гильзу, а потом вставили в обойму. Вам это не дано. Вас уже начали использовать, и чудо, что вы живы. Чудо, поверьте. После того как контакт со мной будет получен, вас просто уберут за ненадобностью…
– Вы бы убрали.
– Да, я бы убрал, – спокойно подтвердил комиссар. – Основываясь на той информации, что сейчас у меня есть, я просто обязан был бы вас убрать. В вашем времени, боюсь, информация о том, что вы были в прошлом… о том, что кто-то может путешествовать во времени… эта информация тоже не предназначена для широкого использования. Она принесет пользу для избранных. Скажем, ваше почти полное незнание истории не может не пробудить в любом человеке, в том числе и во мне, желания поговорить с кем-нибудь информированным. С тем, кто знает, когда за мной придут костоломы…
