Севка скрипнул зубами.
– Все равно послушайте. – Комиссар встал со стула и пошел вокруг стола, заложив руки за спину.
– Пойдет направо – песнь заводит, – сказал Севка. – Сказку – налево.
– Что? – не понял сразу комиссар, но потом сообразил и засмеялся. – Ничего, вначале по часовой стрелке, потом – против. Это позволяет в нужный момент, когда рассказ слишком уж затягивается и внимание слушателя притупляется, снова это внимание привлечь, внести в лекцию хоть что-то новое.
– Вы все так просчитываете? Каждый шаг?
– К сожалению, не всегда получается. Ну, так сказка о пуле. В некотором царстве, в некотором государстве… или даже в Советской республике появилась на свет пуля. Калибром семь-шестьдесят два, то есть, выражаясь по-старому, трехлинейная. Родилась, осмотрелась и решила, что предназначена ей высокая судьба. Что относится она, пуля, к самым верхам общества. Спросите почему? Сами посудите. Куча народу работала для того, чтобы пуля появилась на свет. Геологи искали руду, да не одну, медь и железо нужно было для пули. И не просто железо, а сталь. Металлурги выплавили металл, шахтеры помогли с углем, потом рабочие пулю сделали… И не просто так, а еще и в специальную гильзу вставили, сработанную точно по размеру, начиненную порохом, который, кстати, тоже не очень просто сделать. Ну, ясное дело, что для кого попало таких усилий прилагать не стали. Только для очень значимой особы. А потом пуля познакомилась с винтовкой и еще больше уверилась в своем высоком предназначении. Такой сложный механизм, и все только для того, чтобы пуля могла исполнить свою важную роль во вселенском спектакле…
Вот сейчас, думала пуля, когда ее вставили в магазин винтовки. Вот сейчас… А то, что рядом с ней оказались еще четыре таких же благородных создания, пулю даже и не огорчило. Наконец-то она попала в общество равных и могла даже побеседовать с ними о высоком… Правда, недолго. Боек ударил по капсюлю, тот воспламенил порох в гильзе, тот, взорвавшись, вытолкнул пулю, вдавил ее в нарезы, закрутил и бросил вперед, к высокой цели, к осуществлению рока… Но на пути, как на грех, оказался чей-то лоб. Пуля проломила его, перемешала мозг, брезгливо вышвырнула его ошметки сквозь пролом в затылке и полетела дальше. Но недалеко. Упала в песок, тяжело вздохнув, и замерла. Там и лежит до сих пор, печально размышляя о том, что если бы не этот дурацкий лоб да не эти вязкие мозги, то, конечно же, все было бы совсем по-другому. Наверняка совершила бы пуля что-нибудь значимое, ведь не зря столько народу ее создавали, были потрачены такие усилия… – Комиссар остановился, посмотрел на Севку: – Вот и сказочке конец.
– И что? – спросил Севка. – Что я должен понять из рассказанного? Что не все так сложно? Что меня могли так долго вести к вам только для того, чтобы просто на что-то намекнуть? Использовать? Не слишком ли банальный вывод для истории, рассказанной вами с таким многозначительным видом? А вы еще говорите, что героический дедушка ее рассказывает своим ученикам… Первая лекция…
На лице комиссара появился интерес, как показалось Севке, неподдельный.
– Что уставились? Я что-то не так сказал?
– Все так, продолжайте, – одобрил комиссар. – Что еще может пытливый человек почерпнуть из сказки?
– Может почерпнуть… например, может почерпнуть, что не фиг слушать всякую ерунду от выжившего из ума старика…
– А я, между прочим, все слышу, – раздался голос с кухни. – И ваше счастье, что я сейчас занят. А то бы схлопотали вы…
– Передать? – деловито осведомился Никита. – Могу руки сполоснуть. В лоб? Или подзатыльник?
– Пошел ты… – выкрикнул Севка в сторону дверного проема.
– Не связывайтесь с невоспитанными грубиянами, Никита, – сказал Евграф Павлович. – Связывайтесь – с воспитанными. А вы, молодой человек, вместо того чтобы портить отношения с окружающими, лучше ответили бы на вопрос Евгения Афанасьевича. Он вопросы зря не задает. И сказка не такая уж пустая, как вам показалось.
– Вы еще скажите, что если я не пойму ее глубинный смысл и суть, то меня убьют! – зло бросил Севка.
– А это идея. – В дверях появился старик, держа мокрые руки с растопыренными пальцами перед собой, словно хирург, отвлеченный в момент операции. – Замечательная идея. Пожалуй, нам и не понадобится человек, который неспособен разобраться в пустяковом произведении… Или просто промолчать, чтоб хотя бы выглядеть глубокомысленным…
Евграф Павлович ушел.
Севка оглянулся на комиссара, тот кивнул с самым серьезным видом.
А они могут. Вполне себе могут принять такое смешное решение. Вот подождут немного, честно давая возможность Севке вымучить что-нибудь эдакое из нелепой сказочки, потом, может быть, покормят ужином, выпьют, не чокаясь, за его здоровье, и разрешат Никите продемонстрировать Севке, кто здесь крутой боец, а кто – голый засранец из будущего.
Ситуация напоминала Севке экзамен по русской литературе девятнадцатого века. Достался вопрос по Достоевскому, ни одного романа которого Севка так и не смог себя заставить прочитать. А вопрос был про специфику романного мышления великого писателя. Тогда Севка, читавший только рассказы классика, предложил провести исследование романного мышления на примере рассказов, сообщив потрясенному преподавателю, что рассказы Достоевского – это небольшие романы, со всеми признаками… и так далее. А ведь тогда Севке грозила только пересдача, а не пуля в лоб.
Неужели ты, Севочка, самый подающий надежды студент филфака, не сможешь наплести? И не нужно тут бормотать о гордости и нежелании поддаваться давлению. Хочешь жить – будешь выглядеть и смешным, и мерзким. Если действительно решил выжить и выпросить у комиссара поездку в Сибирь до сорок пятого года.
Севка откашлялся.
– Ну-ну, – подбодрил его комиссар.
«Ведь все равно не убьют», – подумал Севка. Сейчас они его чисто конкретно разводят. Прикалываются. Ну и пожалуйста.
– Значит, так. – Севка поднял указательный палец. – Пуля решила, что является очень важной особой, потому что слишком сложным и трудоемким был процесс ее изготовления… Она не учла, что если таких исключительных изготовлять миллионами, то себестоимость падает значительно…
– Раз, – сказал комиссар.
– Но не смешно, – сказал Евграф Павлович, снова появившись в дверном проеме с тряпкой в руке. – Не хватает легкого безумия.
– Дальше. – Севка решил не обращать внимания на подколки. – Пуля не поняла, что именно убийство человека было ее предназначением. Она не проанализировала всех факторов…
– Два, – кивнул комиссар.
– Я бы сказал – полтора, – прокомментировал Евграф Павлович. – Но два так два.
Севка вздохнул и медленно выпустил воздух, сосредоточиваясь.
– За кадром в сказке осталось мнение винтовки о ее предназначении… Винтовка ведь тоже вполне могла себя осознавать самой главной. Она должна была отправлять в белый свет пули. Почти педагог-наставник. И делала она это четко и ловко. – Севка даже улыбнулся, поймав себя на желании разукрасить свое выступление. – Порох, опять же, бился за свободу пули из гильзы, а гильза честно сжимала в объятьях пулю, спасая ее от сырости, например. Капсюль начинал восстание пороховых крупинок, зажигал революцию, боек пробуждал капсюль…
