Мылся долго, с наслаждением. Не услышал, как открылась дверь и кто-то вошел. И вышел.
Севка стоял под душем, закрыв глаза, и ни о чем не думал. Голова была легкой и пустой. Вода тонкими иголочками била по коже, и это было чертовски приятно.
Потом Севка взял мыло и намылился. Оглянулся в поисках мочалки, но ее не было, был пучок чего-то, вроде тонко нарезанной коры или лыка. «Наверное, это и есть мочалка», – подумал Севка, хотел даже ею воспользоваться, но в последний момент подумал, что лучше помыться просто мылом, чем выглядеть идиотом, натирая тело фигней, предназначенной, например, для уборки помещения.
Смыв с себя пену, Севка вылез из ванны, стал босыми ногами прямо на желтый шершавый кафель. Возле запотевшего зеркала на табурете лежала военная форма. Возле табурета стояли хромовые сапоги, на сапогах сверху лежали новые портянки.
Даже знаки различия были на гимнастерке. По два кубика в петлицах.
«Два кубика для счастья», – подумал Севка и улыбнулся. А местные эту немудрящую шутку могут не оценить.
«Значит, – подумал Севка, – я снова младший политрук». Но на рукавах звезд не было. Значит, лейтенант. И ладно. И не очень хотелось.
Севка намотал портянки, всунул ноги в сапоги, подтянул голенища. Хотел надеть гимнастерку, но глянул в зеркало на свою щетину и покачал головой. Хрен с ним, с комиссаром, но самому Севке была неприятна даже мысль о том, что он будет вот так нелепо выглядеть в форме и со щетиной.
На полочке под зеркалом была круглая картонная коробка с надписью «Зубной порошок», зубная щетка в граненом стакане, мыло в мыльнице и помазок для бритья.
Нужна бритва.
Севка подошел к двери, открыл.
Лейтенант, стоявший в коридоре возле окна, оглянулся.
– Мне бы побриться, – сказал Севка. – Бритву какую-нибудь.
– Хорошо. – Лейтенант подошел к ванной, жестом предложил Севке войти и вошел следом.
Подвинул ногой табурет. Достал из кармана галифе бритву.
– Я вас побрею, – сказал лейтенант. – Садитесь.
Лезвие блестело очень зловеще. Севка внутренне содрогался всякий раз, когда оно прикасалось к его щекам, подбородку, горлу. Но рука у лейтенанта была легкая, чувствовалась практика, так что все обошлось без порезов и травм.
– Извините, денег нет, – не удержался Севка, когда стер с лица остатки мыла полотенцем. – И на чай дать не могу…
Лейтенант ударил. Севка задохнулся и стал падать на колени, но лейтенант подхватил его, удержал, пока тот не смог снова дышать.
– Спасибо, – сказал лейтенант. – Я работаю бесплатно.
– По… пожалуйста… – смог выдавить Севка. – За мной не заржавеет…
– Очень может быть, – недобро улыбнулся лейтенант. – А пока – пошли.
Стол был накрыт на застекленной веранде, окно было распахнуто, сквозь него тянуло свежим лесным воздухом. А за окном была ночь, сообразил Севка. А ведь он был уверен, что должно быть утро. Он ведь следил за часами, чтобы не потерять чувство времени.
Оказывается, и тут его купили.
– Присаживайтесь. – Комиссар сел к столу и указал на стул напротив себя. – Без изысков, извините.
– Спасибо. – Севка решил быть вежливым.
Наверное, это реакция лейтенанта в ванной настроила его на конструктивный лад. А еще – смерть массажиста.
Зачем демонстрировать свою злость? Лучше затаиться и выждать. А потом нанести удар.
На столе был чай, бутерброды с колбасой и сыром, варенье в хрустальной розетке и баранки в плетенной из соломы вазе.
– Итак, – сказал комиссар, разлив чай в чашки. – Вы с самого начала решили играть, чтобы добраться до Фридриха Генриховича?
– До массажиста?
– Массажиста? – улыбнулся комиссар. – Можно и так сказать. Так все-таки сразу решили?
Севка бросил себе в чашку три кусочка сахара, помешал ложкой и удивился, что они не сразу распались.
– А у нас есть быстрорастворимый сахар, – сказал Севка. – Пару раз ложкой крутанул – и готово.
– Меня устраивает и такой. – Комиссар подвинул к себе варенье, переложил ложечкой немного себе на блюдце. – Но вы не ответили на мой вопрос.
Севка задумался на секунду и решил не врать. Незачем.
– Накануне. Я решил накануне. Понял, что не могу больше терпеть…
– И решили убить? – внимательно смотрел комиссар в лицо Севки, не отрываясь.
– Решил в морду дать, – ответил Севка. – Просто дать в морду, чтобы он больше не лыбился, сука…
– У вас странная лексика, Всеволод Александрович, – как бы между прочим заметил комиссар. – Смесь обычной, высокой, уголовной и непонятной. И вы сознательно вставляете в свою речь «как бы» и «типа»?
– Я сейчас такого не говорил…
– Во время наших бесед, – пояснил комиссар. – В подвале. Вы говорили быстро, не успевали обдумать, значит, использовали наиболее привычные и часто употребляемые слова. Так что «типа» и «как бы»…
– У нас это распространенные паразиты речи.
– Понятно. А имхо, простите, это с какого языка?
– Это аббревиатура с английского, кажется. Что-то вроде «по моему мнению». Это в Сети… – Севка кашлянул неуверенно.
О Сети и компьютерах он уже говорил, даже упомянул о том, что кибернетику объявят лженаукой, но в подробности не вдавался.
– Очень интересно. – Комиссар отпил из чашки. – Я проверил некоторые из ваших сообщений, Всеволод Александрович. И, если честно, поставлен в тупик. Некто Королев, как оказалось, действительно существует и действительно работает в области ракетной техники. Но на нем, как мы понимаем с вами, не написано, что он будущий генеральный конструктор. К Сталинграду немцы не рвутся, что касается генерала Власова…
– Он предатель, сволочь. – Севка даже выронил от волнения чайную ложку. – Его потом повесили…
– Повесили?
– Или расстреляли, – упавшим голосом сказал Севка, наклонился под стол, поднял ложечку и осторожно, чтобы не стукнуть, положил на стол.
– Понимаете, Всеволод… Я уверен, что вы искренне верите в то, что рассказали в подвале… И об Андрее Андреевиче Власове тоже. Но, согласитесь, странно подозревать командарма тридцать седьмой армии, которая сейчас защищает Киев… и неплохо защищает, в предательстве. Да, когда Власов командовал четвертым мехкорпусом в районе Львова – ему не повезло. А кому повезло подо Львовом? Но сейчас он крепко лупит немцев, стоит, так сказать, насмерть.
– Но он точно…
– Когда? Когда именно он перейдет к немцам? Под Киевом? Позже? Что мне прикажете делать в этой ситуации? Я не исключаю, что он и сам еще не подозревает о своем будущем предательстве… Вот вы, Всеволод, сидите напротив меня, искренне уверены в том, что не можете совершить, скажем, подлость. Или предательство. А через месяц окажетесь в положении, когда нужно будет выбирать между жизнью и… – комиссар задумался на секунду, подбирая слова, – и гибкостью нравственности. И вы не сможете сейчас гарантировать, что выберете то или другое…
