Неужели – все? Информация запаздывает на несколько дней, это ясно… На сколько? Это вопрос… Неужели прорвались фашисты… И мы ничего не смогли сделать. Ничем не помогли. Не верю! Одна только транспортная колонна, прорвавшаяся к сводной группе в Дубно, должна была хоть как-то, хоть на микрон, но изменить реальность! Не верю! Не-ве-рю!!
Мой взгляд, тупо замерший на мелком газетном шрифте, выхватил знакомую фамилию.
Героический подвиг совершил командир эскадрильи капитан Гастело.
О, как! Гастело, с одной буквой «Л», значит…
Снаряд вражеской зенитки попал в бензиновый бак его самолета. Бесстрашный командир направил охваченный пламенем самолет на скопление автомашин и бензиновых цистерн противника. Десятки германских машин и цистерн взорвались вместе с самолетом героя…
Мир твоему праху, капитан Гастелло! Вечная тебе память…
Вечная память всем тем, кто сейчас умирает в окопах, в небе, в море… Дальше!
Седьмое июля – нет, восьмое – нет, девятое июля, среда…
Указ Президиума Верховного Совета СССР. Три фотографии – летчики, младшие лейтенанты. Здоровцев, Жуков, Харитонов… Присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда… А где же сводка Совинформбюро?
Вся первая полоса газеты посвящена подвигам летчиков. Крылатые герои отечественной войны. Где же сводка?
Вторая полоса. Вот она… Ну? Ну…
Е-е-есть!! Есть тяжелые оборонительные бои на Ровенском направлении!
[27]
Мы помогли нашим продержаться лишних… сколько там дней? Да наплевать, сколько дней! Главное – немцы стоят, бьются в нашу оборону, теряют танки, пушки, солдат и – стоят! Они теряют время, они теряют победу. Они уже проигрывают войну. Да что там!
ОНИ УЖЕ ЕЕ ПРОИГРАЛИ!
Глава 11
— Тур! Да Тур же! Замолчи, черт! Ты что орешь? Неужели… неужели – есть? – Взвинченный и напряженный спервоначалу голос Андрея вдруг упал и смягчился до трепетного девичьего шепота, каким обычно и задают извечный вопрос – а ты меня любишь?
– Есть, братишка! В том-то и дело, что есть! Есть, в бога, в душу мать! – как я ни старался, прущих из меня слов и восторгов было не удержать.
– Как ты меня назвал? Братишка? Братишка… – Андрей, потрясенный этим простым, обыденным словом, замолчал.
– А чему ты удивлен, Андрей? Ты, если подумать, мне ближе, чем брат. Ты – это я… Твоя личность – это, конечно, Адриан в своей основе… Но ты ведь помнишь, сколько в тебе от меня? И ты еще спрашиваешь? Мы с тобой сиамские близнецы. Только расщепленные, без ножа разделенные. Отпочковался ты, короче. Вырос и заматерел. Дуб ты теперь, Андрюха! Причем – армейский!
Андрей слабо улыбнулся.
– Шутишь все? Ну-ну… Шути-шути. А ведь ты прав… брат. Мы с тобой… – Андрей на секунду замолчал, потом резко махнул рукой, отсекая свою минутную слабость, собрался, и твердым голосом продолжил: – Рассказывай!
– Да я и сам пока мало чего понимаю, Андрей. Ясно только одно. Нам удалось чуть-чуть скорректировать ход истории. Вот так вот… Судя по всему, наши войска сумели задержать продвижение немцев на Луцком и Ровенском направлениях на… – я осторожно прикинул в уме, – примерно, на неделю… То есть, я хочу сказать, еще на одну неделю, понял?
Андрей яростно замотал головой.
– Нет, не понял! И сейчас, честно говоря, не понимаю. Объясни, будь другом.
– Да я и сам мало что понимаю… Но, смотри вот… В той истории, которая была у меня, в ходе этих самых контрударов наших мехкорпусов по танковой группе Клейста и по 6-й армии немцев получился такой вот результат. Учти, я не специалист по истории начального периода Великой Отечественной войны…
– Ладно тебе. Давай режь дальше!
– Ну вот. Если очень упрощенно – наши ударили… Но – не очень удачно. Не кулаком, а врастопырку. Корпус Рокоссовского, если не ошибаюсь, вообще не смог атаковать. Немцы их встречным ударом опередили, что ли… Другие тоже вступали в бой кто как сумел. Восьмой мехкорпус помнишь ведь? Без подготовки, прямо с марша. Ну, вот… Но! Главное, что ударили. Несколькими мехкорпусами, огромной для этой войны массой танков. И плевать, что танки были в основном старые, изношенные и слабые. У немцев, если разобраться, таких тоже было достаточно. И завязалась драка – грудью на грудь. Да, наши понесли очень тяжелые потери… Очень тяжелые. Немцы, кстати, не меньшие… Так что, оба поединщика вышли из боя изрядно побитые. Немцы, правда, оправились быстрее, перегруппировались и продолжили наступление. Ну, да… с их-то резервами и возможностями… Но – главное! А главное, Андрюха, вот что – немцы потеряли в этих боях свой самый важный и невосполнимый ресурс – ВРЕМЯ! Жизненно важный, по другому и не скажешь. И потеряли они его безвозвратно. В моем времени задержка наступления немцев на Киев в результате этих боев оценивалась военными историками примерно в полторы недели. Может – чуть больше… Трудно сказать наверняка. А ты понимаешь, что такое задержка поминутно выверенных и взаимоувязанных планов наступления целой группы армий, да еще на одном из важнейших для хода войны направлений? А? Вот, то-то и оно! А тут, с нашей крошечной, минимальной помощью, удалось вырвать у истории и времени еще примерно неделю. Ты понимаешь? Можешь себе представить, что это значит? А, Андрей?
Взволнованный Андрей робко затряс головой.
– Это значит, Андрюха, это значит… Вот что! Мне необходимо срочно переговорить с маршалом Шапошниковым.
– Куда! Стой! Ты что, ошалел совсем? В 44-й год в гимнастерке с воротничком и шпалами?
– Да помню я, помню! В капсуле у меня мой мундир висит… Тот, что от Виктора остался.
* * *
Прямо из нашей избушки, по твердо уложенным в память координатам, я сквозанул на заранее подобранную маленькую опушку в чаще леса. Потом вызвал капсулу.
Ровно через час после нашей последней встречи с Шапошниковым я белкой взлетел по лестнице к дверям его квартиры. Открывший мне адъютант маршала был удивлен.
– Вы что-то забыли, майор? Что случилось?
– Да ничего не случилось, товарищ подполковник! Просто маршал попросил меня срочно доставить ему одну газету… Вот эту. – И я помахал перед носом подпола зажатой в кулаке «Красной Звездой». – Срочно!
– Ну, раз так… проходите. Сейчас спрошу маршала…
Он скрылся за дверью, вышел и приглашающе махнул рукой.
Я вошел. Шапошников так и сидел за столом. Работал. Перед ним стояла стопка книг, на столе лежала куча листов бумаги. Он снял пенсне, потер уставшие глаза и требовательно взглянул на меня.
– Что случилось, товарищ майор? Что вы еще придумали, Тур? Я же сказал – никаких приказов в 8-й корпус я писать не буду.
– И не надо, товарищ маршал! 8-й корпус уже выполнил свой самый главный приказ. Вот! – Я положил перед Шапошниковым газету.
