Пушкин, Лермонтов, Рид, Мураками, библиотека первой начальной школы королевства пополнялась не только научными работами, учебниками и методическими пособиями. Придя в школу и сев за парту, девушка переставала быть кухаркой, мальчик полотером или стражником. Теперь их желания были куда обширнее, а мечты светлее и амбициознее.
Инженеры и механики смогли проникнуть в королевство еще позже, и, встав во главе мастерских, пытались поднять машиностроение, автоматизировать труд и повысить производительность. Агрономы и биологи поднимали сельское хозяйство, навигаторы и астрономы составляли звездные карты и прокладывали по ним негоциантские маршруты. Корабелы и плотники начали строить те суда, что были способны преодолеть мировой океан, доставив по назначению как груз, так и экипаж.
Через тридцать лет появились первые поточные производства. Улучшилась работа с черными металлами, начали плавить чугун и ковать сталь. В планах была постройка железной дороги и аэропланов. Не отставало и оружейное производство, и где-то на горизонте уже брезжил свет первого в этом мире собственноручно изготовленного автомата Калашникова. Пускай большинство деталей были ввезены в бочках с квашеной капустой, но это были их автоматы.
Банус ликовал, видя, как мужает, светлеет народ, понимая, к какому будущему ему открывается дорога, но все равно прогресс шел колоссальными темпами. Еще чуть-чуть — и вместо громоздких кольчуг появятся тонкие и прочные панцири, вместо пик и алебард ружья, а вместо телег автомобили. Еще чуть-чуть, какие-то двести-триста лет.
Требовался еще один толчок, и этим толчком стал я.
— Парус?
— Да, господин негоциант.
— На какой день намечена поставка тканей для драпировки королевских покоев?
— Через неделю примерно.
— Требуется встретить.
— Конечно, господин барон.
Вот так и жили, от поставки до поставки, от пересылки местных на Землю и до возвращения их из технических вузов и техникумов, с блеском в глазах и багажом знаний в голове. Встречались, конечно, и такие, что не хотели возвращаться, отведав всех прелестей двадцать первого века, с его мегаполисами из стали и бетона, автомобилями и доступными женщинами, но, слава всевышнему, было их существенно меньше, чем вернувшихся.
Я корпел над бумагами, заключал контракты и обеспечивал беспрепятственный проход специалистов, Парус курировал всю эту суматоху, не давая ни шанса на ошибку. Зимин так вообще прописался на точке перехода и даже умудрился отгрохать в поселке дом, как бы под нужды нашего представительства. На самом деле тяжеловесное каменное строение в три этажа было не чем иным, как перебросочным пунктом, где до поры до времени складывали детали станков, наборы инструмента и точные приборы.
Все встало на налаженную колею, и я, как человек, привыкший и умевший давать взятки, расширил-таки и укрупнил наше подполье там, на Земле. Прирост знаний и умений, сдерживаемый до поры до времени умными головами, рос, развивался, ветвился и стремился ввысь, к облакам, к солнцу, к далеким звездам.
В то утро я как всегда встал в шесть утра — завел я себе такую привычку и, почти уже жалея о ней, понял, что не избавиться. Если не встану в эту рань, не сигану в кадушку с холодной водой, что стоит на заднем дворе, то весь день хожу как мешком по голове стукнутый. Как говорила одна моя знакомая: «Ручки не ручат, ножки не ножат, голова не головит». Водные процедуры прошли без особых происшествий. Слуги бдительно следили за тем, чтобы моя купальня всегда была наполнена свежей водой, а недалеко, на специальной приступке висело толстое махровое полотенце.
Да, не буду скрывать, обзавелся я таки своими причудами и капризами. Волей-неволей, а всплыли они будто сами собой. Власть, пост и титул, все это будто подталкивало меня к разнообразным сумасбродствам и чудачествам, правда, держал себя в руках, за рамки приличия не выходя.
Одной из моих причуд был еженедельный субботний шашлык, на который приглашались только особо доверенные и близкие мне люди. Происходило это следующим образом. Искупавшись и облачившись в чистую сорочку, сюртук и брюки, я отправлялся на рынок, где выбирал пять килограммов отборной свинины. Со свертком в руках и улыбкой на устах я шествовал назад и, узурпировав кухню, нарезал мясо на толстые сочные квадратики, крошил туда лук и специи и заливал уксусом. После чего строго-настрого запрещал приближаться к кадушке. Уголь доставляли мне в брикетах, из-за двери, поблажка старшему торговому представителю, а вот мангал с шампурами пришлось заказывать в местной кузне. Время от заготовки шашлыка до часа икс я проводил в праздном безделье. Читал книги, пробовал сочинять стихи и учился премудростям верховой езды и боя на топорах, уроки по которым мне вызвался давать Грецки. Успехи мои в этом воинском искусстве были не столь впечатляющие, чем, скажем, в торговле. Ярош ругался, издевался над моей физической подготовкой и прилежно лупцевал мою несчастную тушку деревянным топором, гоняя новоиспеченного барона вокруг поместья, что повар, заставший подмастерье за поеданием варенья.
— Еще лет пять-шесть, любезный Дмитрий, — хохотал Ярош, раз за разом обрушивая на меня деревяшку, — и из вас выйдет неплохой боец.
— Дожить бы, — ахал я, стараясь увернуться от коварных ударов Боевого Топора, но тот лишь хохотал и продолжал экзекуцию.
Останавливались мы только тогда, когда уставал мой учитель, а утомить Яроша было крайне сложно.
Вот и в этот день, на редкость солнечный и теплый, хотелось шашлыка, еще больше пива, возможно, баню и забыть обо всех тех мерзостях, которые мне неустанно преподносила судьба. Быть тайным агентом, вести подрывную деятельность в умах людей Подольских и обеспечивать трафик специалистов из одного мира в другой — работа не из легких. Да, не забывайте, торговать еще надо. Прилежно, тщательно, раз за разом принося казне предприятия все большие барыши. Ходили слухи, что негоциантские дома по соседству могут вновь наполниться людьми и поток иноземных товаров вновь из тонкой струйки превратится в полноводную реку, но это были только слухи, а пока, не встречая конкуренции, мы могли позволить себе маленькие вольности.
В этот день, впрочем, шашлыку не было суждено ни приготовиться, ни попасть в желудки. Причиной тому были две депеши, привезенные гонцом с точки перехода. Первая, как всегда, была от Зимина. В ней он отчитывался о проделанной работе, просил еще денег на строительство флигеля и наем новых слуг. Жаловался он к тому же, что немного приболел.
Когда Славик уезжал из столицы, я строго-настрого запретил ему рапортовать о чем бы то ни было прямым текстом, так что, поскрипев мозгами, пришлось придумать особые ключевые слова. Вот, к примеру, деньги на строительство флигеля, это не что иное, как запрос о новой поставке деревообрабатывающих станков. Новые слуги, соответственно отправка следующей партии местных в земные институты и университеты. Болезнь моего друга это не что иное, как присутствие на планете не кого иного, как Семена Петровича Подольских, моего непосредственного легального шефа, акулы бизнеса, миллиардера и редкостной сволочи. Отложив письмо Зимина, я взял следующее, с кичливым вензелем в форме буквы «П» на конверте и, вскрыв его ножом для бумаг, быстро пробежал убористые строчки текста.
